Л.Н. Толстой

(1828-1910 гг.)

Статья напечатана: Мир политической мысли. Хрестоматия по политологии. В 4 ч. Русская политическая мысль. Кн. 6. XIX век. Под ред. А.К. Голикова, Б.А. Исаева, В.Е. Юстузова. СПб., 2001.

Лев Николаевич Толстой - великий русский писатель-реалист. Родился в помещичьей усадьбе Ясная Поляна, близ Тулы, в семье графа Н. И. Толстого и княгини М. Н. Волконской. Мать Толстого скончалась, когда ему было два года. В девять лет мальчик глубоко переживает смерть отца. В своих ранних очерках он признает, что это событие поселило в нем чувство ужаса перед смертью, которое позже усилилось смертью старшего брата Николая (1860 г.) и не покидало его до конца жизни.

Получив домашнее образование, он в 1844 г. поступил в Казанский университет, но в 1847 г. бросил учебу и возвратился в Ясную Поляну. Затем некоторое время жил светской жизнью в Москве и в 1851 г. поступил на военную службу. Служил на Кавказе, где написал повести “Детство” (1851 г.) “Отрочество” (1852—1854 гг.), “Военные рассказы” (1852 г.). Уже в это время Толстой состоялся как талантливый писатель-реалист. А знаменитые “Севастопольские рассказы", которые он написал, будучи участником героической обороны Севастополя (1855 г.), принесли ему исключительную славу.

После падения Севастополя он переезжает в Петербург. Здесь он создает еще несколько произведений, однако, петербургская среда со всей своей искусственностью и лицемерием не привлекала молодого писателя. Индивидуалистические помыслы, связанные со страстным исканием правды и смысла жизни были не совместимы с образцами общественного мнения того времени.

После заграничного путешествия по странам Западной Европы (Франции, Швейцарии, Германии) он написал знаменитый очерк “Из записок князя Д. Нехлюдова. Люцерн” (1857 г.), где подверг острой критике западноевропейскую цивилизацию, основанную на буржуазных отношениях и государственности, отрицая ее прогрессивную роль в развитии социально-политических и культурных ценностей. В эти годы умственные волнения и восторги, изрядно надоевшие ему, периодически сменялись физическим трудом в деревне или новыми увлечениями (например, организацией школьного дела в Ясной Поляне, изданием периодического журнала и разработкой новой педагогики).

Это был период душевной открытости, вдохновения, расцвета его литературного таланта. И все же любимым из интеллектуальных занятий, по его признанию Б. Н. Чичерину, было углубление в мир фантастической мысли, позволяющее “разгадывать, даром мгновенно ловить трудом выработанные мысли, усваивать их, цеплять одну за другую и строить миры, новые, громадные, с одной целью - любоваться над их величавостью, а главное-построить свой честный мирок, среди всей окружающей застарелой мерзости и лжи (...) быть искушаемым на каждом шагу, употребить власть против обмана, лжи, варварства и, не употребляя ее, обойти обмана”. (Письмо к Б. Н. Чичерину 21 августа 1858 .// Воспоминания Б. Н. Чичерина. М., 1991. С. 149-150).

В этом индивидуалистическом складе мышления, ограждающем его от неприемлемого мира, Толстой находил способ выражения своей личной свободы и гордой радости. “Индивидуалист до мозга костей, — писал о нем В. Зеньковский,- отбрасывающий без раздумья все, что ему было чуждо, он был в то же время самым сильным и ярким выразителем в России имперсонализма”. (Зеньковский И. В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991. Т. I. Ч. 2. С. 195). Уже в это время у Толстого созревает желание и готовность противопоставить свои взгляды ненавистным ему привилегированным классам, политической власти и церкви, изложить свою социально-нравственную философию, которая могла бы найти своих последователей среди образованных людей мира.

Чтобы понять эволюцию и смысл религиозно-политических, нравственных идей Толстого, важно обратить внимание на главные источники его мысли и веры. Самыми близкими ему по духу были идеи Ж.-Ж. Руссо, А. Шопенгауэра, Ж. Прудона, а также мысли “лучших людей человечества”, начиная от Моисея, Исайи, Лао-Цзы, Конфуция, Будды, древних греков, Сократа, Марка Аврелия и заканчивая Паскалем, Спинозой. Фихте, Фейербахом. Интересовали его и мысли простых людей, верующих, странников, монахов, раскольников мужиков. Из крестьянской среды он черпал и религиозные убеждения, отвергая всякую официальную систему идей.

В учении Руссо Толстого вдохновляло много: прежде всего, это культ всего естественного, в котором он видел выражение свободомыслия, свободного движения души, освобожденной от гнета формальных норм, навязанных современным обществом, его институтами человеку; это и эгалитаризм как система справедливого, равного распределения общественного блага, и народный суверенитет, связанный с возвратом к патриархальному укладу общественной жизни; и антиэтатизм, направленный против насилия, извращения государством и церковью естественных природных стремлений человека к счастью, правде и добру. Идеям Руссо Толстой был предан с юных лет, сохранив их в глубинах своего сознания до самой смерти. (Не случайно, он носил медальон с портретом Руссо вместо креста.)

В период, когда создавались такие литературные шедевры, как “Война и мир (1863-1869), “Анна Каренина” (1873— 1877 гг.), русского писателя серьезно волновали идеи немецкого философа А. Шопенгауэра, развитые в его работах: “Мир как воля и представление”, “Об основе морали”, “Идеи этики” и др. Это было время духовного восприятия призрачности индивидуального бытия и отчаянного пессимизма, безвыходности разрешения ужасных духовно-нравственных, социально-политических противоречий.

Как и Шопенгауэр, Толстой понимал, что уничтожить беды и страдания невозможно. “Нельзя исправить существующий строй с безумным богатством и излишеством одних и бедностью и лишениями других”. (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1928—1958. Т. 78. С. 190). “Жизнь есть бессмыслица”, выйти из которой и обрести покой можно было только через самоупразднение, через подавление или ослабление воли к жизни в самих себе, отказ от желаний. Этот мотив и настроение Толстого хорошо были выражены в вышеуказанных романах.

Из теории анархии Ж. Прудона Толстым были восприняты идеи социальной реформации мирными средствами, а также некоторые анархические принципы и средства, с помощью которых может осуществляться разрушение старого порядка и замена его новым, без диктатуры государства и церкви, без привилегированных классов и всякого правительства.

Изучая внимательно и глубоко жизнь простых людей, сопоставляя ее с жизнью своего круга (привилегированного класса), которая ему “не только опротивела, но и потеряла всякий смысла, Толстой понял, что смысл жизни следует искать среди миллионов, которые всю свою жизнь проводят в труде и только эта среда и есть источник истинной христианской веры, где “больше правды и добра”. Он понял, что нужна новая религиозная философия, с позиции которой можно было бы рационалистически объяснить христианство и пронести переоценку всех социально- политических и нравственных ценностей современного общества.

В 80-е годы духовный мир Толстого окончательно сформировался. Его идейная позиция, известная под названием “Исповедь”, после долгих исканий и раздумий, была изложена в четырехтомнике “Исследования догматического богословия (1880-1882 гг.), в произведениях “В чем моя вера?” (1883 г.), “Так что же нам делать?” (1886), “Царство Божие внутри нас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое понимание жизни” (1900 г.), “Христианское учение”, “О жизни” (1902 г.), “Закон насилия” (1908) и др.

Принимая христианство за основу веры, Толстой пытается дать ему рационалистическое толкование, чтобы очистить его от мистики, догматической лжи и “раскрыть его истинное содержанием. Он подчеркивает высшее значение разума (“разумного сознания), который является единственным средством в руках человека и человечества, освобождающим от религиозного обмана и всякой мистики. В отличие от Шопенгауэра, который видел в человеке, в человеческих отношениях проявление борьбы иррациональных воль, враждебных разуму (в своем стремлении к абсолютному господству они выражают эгоистическое начало в человеческой сущности и “ничто не способно подавить его отрицательных последствий”). Толстой не абсолютизирует иррационалистическое начало в индивиде, в личности, а вносит в учение об индивидуальности идею о примате рационалистического начала над иррационалистическим. Так, различая личность в ее индивидуалистическом смысле (“животная личность как источник подлинного индивидуального своеобразия”) и личность, “живущую разумным сознанием”, независимо от иррационалистического начала, Толстой придает последней особый статус.

Разумное сознание есть средство познания истинного добра и правды, свободного от иллюзий и обмана и выполняющего функцию “действительного „Я". А согласованное единство многообразия “разумных существ мира” есть движение всемирного сознания — Бога. “То, что познает, одно везде и во всем и в самом себе — это Бог, и та частица Бога есть наше „действительное „Я". По мнению Толстого, разумное сознание, сознание своей божественной сущности побуждает в человеке желание блага. “Бог,—пишет он,—есть та сущность жизни, которую человек сознает в себе и познает во всем мире как желание блага” (Толстой Л. Н. Дневник. М., 1916. С. 73, 75, 105).

Движение к благу он связывает с проявлением любви и согласия людей. Что же касается внутренних эгоистических проявлений в человеке—любовь к себе, стремление к личному благу, то они рассматриваются им как исходный момент расширения естественным путем пределов любви (любовь к себе (семья, дети, жена), к друзьям, к соотечественникам, к человечеству и “вечному доброму”.

В процессе уяснения истины о смысле и значении жизни разумное сознание, считает Толстой, сталкивает человека с противоречием: с одной стороны, оно побуждает в нем стремление к благу (счастью), с другой, приводит к пониманию его невозможности, так как неизбежны бедствия и страдания. То, что “высшая разумность отравляет нам жизнь, Толстой объясняет бескомпромиссностью разума с миром паразитизма, насилия и религиозной лжи, а также тем, что в своем прогрессивном шествии к сознанию и уяснению истины о смысле жизни не все люди продвигаются равномерно. Значительная ее часть, менее чуткая, с помощью религиозного обмана, “умышленного смешивания и подставления одного под другое понятие веры и доверия придерживаются “прежнего строя жизни и стараются отстоять его” (Толстой Л. И. Христианское учение // Полное собр. соч.: Т. 39. С. 76).

С позиции богословского рационализма и разумного сознания Толстой дает свое толкование не только христианского учения, но и всего общественно-политического строя с его секулярной культурой. Главный грех церкви он видит в проповеди религиозной лжи и участии в общественно-политическом порядке, основанном на насилии и угнетении. Он осуждает ее за проповедь индивидуального бессмертия, за веру в бессмертие души и загробную жизнь, за веру в воскрешение Христа как восстановление индивидуальности, отрицая в нем надземное, божественное начало. В своем изложении Евангелия Толстой устраняет все места, где говорится о воскресении. Он признает бессмертие духовной жизни, говорит о бессмертии человечества, о вечной жизни в человеке. В предисловии к своему Евангелию Толстой обвиняет церковь в том, что она, поделив священные книги на канонические и апокрифические, оказалась перед необходимостью оправдывать все то, что в них содержалось: “и чудеса, и деяния апостольские, и ... Советы Павла о вине, и бред апокалипсиса и т. п. Так что после 1800 лет существования этих книг они лежат перед нами в том же грубом, нескладном, исполненном бессмыслия, противоречий виде, в каком они были” (Цит. по: Воспоминания Б. Н. Чичерина: В 2 ч. М., 1991. Ч. 2. С. 240).

С протестантской настойчивостью Толстой указывает на грубейшие расхождения апостольской церкви, толкователей учения Христа с действительным смыслом христианского учения. Вместо того чтобы дать истинное объяснение смысла жизнь и заменить разделение и несогласия в мире единением и согласием, церковная догматика далеко зашла в разжига-нии ненависти к различным конфессиям, жестоком преследовании сектантов. Другим грубейшим отступлением церкви от христианского учения, по мнению Толстого, было искажение ею самого важного постулата учения - о непротивлении злу насилием.

Поставив его под сомнение, церковь признавала необходимость внешнего насилия против внешнего зла, использующего всю мощь и силу государственной власти (армию, полицию, закон, судебно-правовые органы, тюрьмы и т. п.). Подобно датскому философу-протестанту С. Кьеркегору, Толстой обвиняет церковь в преступном соучастии с государством, использующем насилие как средство утверждения господства правительства, чиновников над людьми против их воли. Там, где религия и политика заодно, там всегда создавались благоприятные условия для деспотизма и жестокости. По утверждению Толстого, “весь сложный механизм наших учреждений имеет целью насилие (...) нигде в Европе нет столь деспотического правительства и до такой степени согласного с царствующей церковью, и потому участие власти в развращении народа в России самое сильное” (Царство Божие внутри нас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое миропонимание // Избранные философские произведения. М., 1992. С. 239).

Церковь, искажая основную заповедь именем Христа, по сути, оправдывала действие власти; в результате ложь получила свое продолжение в покровительстве насилия, жестокости жизни, в извращении нравов людей. Таким образом. Толстой считает церковное учение вредным наростом на действительном учении Христа. И если бы вовсе не было учения Христа с церковным учением, выросшим на нем, то “те, которые теперь называются христианами, были бы гораздо ближе к учению Христа” (т. е. разумному учению о благе жизни), чем теперь.

Проблема насилия и непротивления злу насилием приобрела в политическом воззрении Толстого особое значение. Согласно его концепции, насилие не может быть благом никогда и ни при каких обстоятельствах. Он выделяет три разновидности насилия: насилие внешнее, государственное принуждение, распоряжение жизнью и смертью подданных; насилие внешнее между людьми, не достигшими компромисса; насилие внутреннее, над собой, ибо человек властен только над собой (“все, что не твоя душа, все это твое дело”).

По мнению Толстого, определяющим признаком насилия является физическое подчинение властным субъектом воли другого, вопреки его желанию, что означает свершить зло и преступить закон любви. Зло соответствует трем видам насилия: зло внутреннее, исходящее от конкретного субъекта; зло внешнее в двух его вариантах, проистекающее от учреждений власти и групп людей. Толстой конкретизирует понятие “непротивление” и определяет его как отказ от закона насилия в пользу закона любви согласно которому жизнь человеческая священна и неприкосновенна, и никакая внешняя сила не имеет право распоряжаться ею и чинить произвол.

Итак, с постулатов непротивления злу насилием связано отношение Толстого к политическим проблемам и, прежде всего, к политической власти, государству, правительству, политико-правовым учреждениям. Они становятся главными объектами его критики. Свою позицию к государству, его атрибутивным формам проявления он четко выразил в работе “В чем моя вера?”. “Невозможно,— писал он, - в одно и то же время исповедовать Христа-Бога, в основе учения которого есть непротивление злому, и сознательно и спокойно работать для учреждения собственности, судов, государства, воинства, учреждать жизнь по закону Христа и молиться уж о том, чтобы были судьи, казни, воины, если они так нужны для нашего благо (...) я не хочу участвовать ни в какой деятельности власти, имеющей целью ограждение людей и их собственности насилием”. (Толстой Л.Н. В чем моя вера? // Полн. собр. соч.. запрещенных русской цензурой: В 6 т. СПб., 1906. Т. Ш. С. 9. 226).

В государственной системе, отмечает Толстой, легче всего свершить насилие, поскольку никто не может за это нести ответственность: размытость вины (“одни потребовали, другие решили, третьи подтвердили, четвертые предложили, пятые доложили, шестые предписали, седьмые исполнили”), стремление спрятать концы способствуют свершению ужасных дел. В его понимании, сенатор, министр, монарх “чаще всего хуже палача, ибо прикрывается лицемерием”. Политическая деятельность правителей и их помощников есть в сущности “самая пустая, притом же и вредная человеческая деятельность”. Государственные властители суть “большей частью подкупленные насильники”, “хорошо организованная шайка разбойников”. Признание необходимости противления злу насилием есть не что иное, “как только оправдание людьми своих излюбленных пороков: мести, корысти, зависти, честолюбия. властолюбия, гордости, трусости, злости” (Толстой Л. Н. Избранные философские произведения. М., 1992. С. 179). Внешняя организация человеческой жизни, по мнению Толстого, давно дискредитировали себя тем, что извратила нравы людей, сделала их неприспособленными к жизни. Жить за счет труда других, стремиться к богатству и роскоши, не зная границ, есть самое серьезное нарушение законов природы. Толстой не приемлет современных капиталистических отношений, которые он рассматривает как продолжение рабства и крепостничества, которые поддерживается государством и церковью в интересах правящих классов. Поэтому естественными являются протесты против правительства, против власть имущих, против государства и его учреждений.

Толстой - противник революционных методов борьбы с властью. Поэтому с позиции идеалистической этики он проповедовал возможность преодоления насилия в отношениях между людьми путем непротивления. В основе непротивления — нравственное самосовершенствование каждого отдельного человека; достижение непосредственной чистоты нравственных чувств и полного отказа от революционной борьбы физическими методами.

Проповедь квиетизма и непротивленчества Толстой направлял против веской власти как носителя зла. Главным ее содержанием было: безусловное отрицание государства, упразднение его путем мирного и пассивного воздержания, уклонения, отказа каждого члена общества от всяких государственных должностей, обязанностей и какого-либо участия в политической жизни; создание земледельческой общины, отказ от платежа податей, налогов, от несения военной службы; применение тактики коллективного ненасильственного сопротивления: убеждение, спор, протест, способные призвать к совести, к духовному началу и отделить человека, свершающего зло, от самого зла.

Непротивление, считает Толстой, есть приложение учения Христа к общественной жизни, конкретный путь преодоления вражды между людьми и достижения сотрудничества между ними.

Он призывает возвратиться к истинно христианской вере и следовать божественному жизнепониманию. Последнее означает: во-первых, признание самостоятельности верховенства воли божьей по отношению к воле государственной; во-вторых, усвоение воли божьей нового содержания в виде главной заповеди о непротивлении злу силой; в-третьих, в развитии тенденции к созданию нового строя жизни на началах непротивления и к разрушению старого, основанного на насилии.

Толстой верил, что христианство в своем истинном значении разрушит государство насилия, поскольку по своей природной сущности оно несовместимо с государством. “Так оно было понято и с самого начала,—писал он,—за то был и распят Христос, и всегда так понималось людьми, не связанными необходимостью оправдания христианского государства. Только со временем принятия человеком государства номинального, внешнего христианства, начали придумываться все те всевозможные хитросплетенные теории, по которым христианство можно совместить с государством. Исповедание истинного христианства не только исключает возможность признания государства, но и разрушает основы его” (Царство Божие внутри нас…// Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 28. С. 188).

Итак, Толстой указывает на несовместимость христианства с государством и для обеспечения блага людей проповедует разрушение государственной формы жизни, заменяя ее хри­стианским моральным братством, которое объемлет всех лю­дей без различения расы и национальности. Вместе с госу­дарством Толстой отрицает и право как одно из начал, свя­зывающих христианство с государством. Он отрицает право как насилие, хотя насилие не есть неотъемлемая принадлеж­ность права. Он решительно восстает против субъективного права, против всяких прав человека. В кантовском духе Тол­стой утверждает, что “человек ни на что прав не имеет и не может иметь, он только имеет обязательства за благо, дан­ное ему, и потому ему нельзя считаться ни с кем. Отдав всю свою жизнь, он все-таки не может отдать того, что ему дано, и потому хозяин не может быть несправедлив к нему” (В чем моя вера? // Полн. собр. соч., запрещенных русской цензурой. Т. III. С. 150).

Отвергая капиталистическое государство, Толстой не приемлет и социалистическое. Из марксистских идей он по­нял одно: если в условиях буржуазного общества властвуют капиталисты, то в условиях социализма деспотизм власти пе­реходит в руки правительства рабочих. Главной ошибкой марксистов Толстой считал их предположение, что жизнью человечества движет экономическая причина, в то время как ею “движет рост сознания, движение религии—все более и более ясное, общее, удовлетворяющее всем вопросам понима­ния жизни” (Дневник Л. Н. Толстого (1895—1899): В 2 т. М., 1916. Т. 1. С. 176).

Позиция Толстого в вопросе религиозной мотивации, опре­деляющей дух развития-жизни человечества, в определенной степени имеет сходство с распространенной в то время на Западе идеей М. Вебера об определяющем значении рели­гиозного фактора в общественной жизни.

Таким образом, яснополянский мыслитель не приемлет этого мира, мира борьбы за право, за власть, мира розни и жестокой конкуренции. Как бы ни разукрашивали эту рознь и этот грех, “борьба всегда останется борьбой, т. е. деятельностью, в корне исключающей возможность христианской нравственности”.

На эту особенность его духовного настроения указывает Н. Бердяев: Толстой весь проникнут той мыслью, что жизнь цивилизованных обществ основана на лжи на неправде. Он хочет радикально порвать с этим обществом. В этом он революционер, хотя и отрицает революционное насилие (Н. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма // Философия свободы. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1997. С. 319).

Такой взгляд на внешний мир у писателя оборачивается панморализмом, проповедью аскетизма, опрощения, непротивления злу насилием, мирной борьбы со злом. Толстой верил, что зло уничтожится самой жизнью, что христианство проникнет в сознание людей, и придет время, когда “все люди будут научены богом, разучатся воевать, перекуют мечи на орала и копья на серпы, т. е. ... все тюрьмы, крепости, пушки останутся без употребления, и это уже не мечта, а определенная, новая форма жизни, к которой со все увеличивающейся быстротой приближается человечество. Но когда это будет?… Главное стуит только каждому начать делать то, что мы должны делать и перестать делать то, чего мы не должны делать, стоит только каждому жить всем светом (Царство Божие внутри нас...// Избранные философские произведения. С. 401).

Социально-политические и религиозные идеи Л. Н. Толстого, особенно его теория непротивления злу насилием, нашли своих последователей в Западной Европе (Флобер, Р. Роллан, Т. Манн, Г. Манн), Индии (Махатма Ганди), США (Т. Драйзер, М.- Л. Кинг), Японии.

На страницу "Кафедра политологии"