Постинг
14.08.2013 12:53 -
Ненасильственное сопротивление Махатмы Ганди-2
«Если я переживу борьбу за свободу, мне, возможно, придется начать ненасильственную борьбу против моих соотечественников, и она будет такой же суровой, как и та борьба, которую я веду сейчас» - Ганди
То сочетание идеализма и реализма, которое достигалось сотрудничеством Ганди с руководством ИНК, пребывало и в нем самом. Он не знал себе равных на индийской политической арене не только в гуще народных масс, но и за столом ответственных переговоров с британскими чиновниками. Великолепный юрист, владевший всеми тайнами адвокатского искусства, мощный аналитический ум и величайший мастер компромисса, Ганди умело распутывал все хитросплетения колониальной администрации и противопоставлял им решения, учитывающие аргументы противника, но открывающие путь к независимости. Если бы исход дипломатических переговоров определялся логикой, а не интересами и соотношением сил, Ганди всегда выходил бы из них победителем.
Таковы факторы, содействовавшие политическому успеху ненасильственного сопротивления в годы британского колониального господства. Завоевание независимости и почти совпавшая с ним хронологически смерть Ганди многое изменили. Не стало подъема и единства, вызванного общим делом, Конгресс не выдержал испытания властью, его нравственный уровень резко снизился, усилились внутренние противоречия, не стало и творца сатьяграхи.
Все это привело к серьезным сдвигам и к общему спаду гандистского движения. С одной стороны, ИНК, всегда относившийся к ненасилию как к средству, провозгласил его ведущим принципом своей идейно-политической платформы. Однако при этом гандистское ненасилие претерпело существенные изменения. Для Ганди ахимса — обоюдоострое оружие. Оно направлено и против революционеров с их попытками силой изменить мир, и против насильственного государства, против интересов привилегированных классов, против эксплуатации и всякого рода угнетения и подавления. Ганди понимал, что, если сторонники ненасилия бездействуют или их методы оказываются неэффективными, остается лишь один путь общественных преобразований — насильственная революция. Он говорил своим последователям, что им следует торопиться, если они не хотят уступить место тем, кто не чуждается насилия.
После смерти Ганди среди приверженцев его учения стало доминировать одностороннее понимание ахимсы как отказа от революционного насилия. Ненасилие стало символом классового мира, а не активного действия. Наступательная сторона ненасилия, его направленность против эксплуатации и несправедливости, сатьяграха как метод сопротивления предавались забвению. Виноба Бхаве, снискавший в независимой Индии признание самого верного гандиста, констатировал в 50-х годах, что принцип ненасилия стал знаменем противников социальных преобразований: «Те, кто трижды восхваляет мир, выступают за статус-кво, за то, чтобы ничего не изменилось. Они боятся всяких перемен»1.
—————
1 Bhave Vinoba. Communism and Sarvodaya. — "New Age". Delhi, 1957, № 10, p. 44.
Но и сам Виноба не избежал этой тенденции, что сказалось, в частности, на его отношении к сатьяграхе. Ганди еще в 1930 году, размышляя о будущем, писал: «Если я переживу борьбу за свободу, мне, возможно, придется начать ненасильственную борьбу против моих соотечественников, и она будет такой же суровой, как и та борьба, которую я веду сейчас»1 (Курсив мой. — О. М.). Виноба рассуждал по-другому: «Определение сатьяграхи приобрело негативный характер: иными словами, она означает теперь движение, направленное на принуждение не согласных с вами людей принять ваш взгляд на вещи... Гандиджи был поставлен в такие обстоятельства, когда поневоле приходилось действовать негативно. Но он обладал даром, который обеспечивал конструктивные возможности даже движению, направленному на отрицание каких-то вещей. Мы должны знать, что сатьяграха, которая стремится быть эффективной при демократии, должна быть более конструктивной и менее оппозиционной. Неверно, что сатьяграха не должна применяться при демократическом правительстве. Но мы должны тренировать себя и готовиться к ней, применяя наш конструктивный метод работы в настоящих условиях как можно лучше»2.
—————
1 G a n d h i M. К. Non-violence in Peace and War. Vol. I. Ahmedabad, 1962, p. 100.
2 R a m S. Vinoba and His Mission. Wardha. Bombay State, 1956, p. 122—123.
У Ганди конструктивная работа шла рука об руку с сатьяграхой, они взаимодополняли друг друга. У Винобы она поглотила сатьяграху, вытеснила ее, в деятельности Винобы для ненасильственного сопротивления не оставалось места. Причем это мотивировалось верностью принципам ахимсы, отказом от принуждения.
Проведение общественных преобразований законодательным путем также рассматривалось рядом интерпретаторов и последователей Ганди, в том числе Винобой, как насилие вопреки гандистской концепции преимущественно ненасильственного государства. Виноба утверждал, что, прежде чем принимать законы, нужно путем морального перевоспитания добиться их единодушного признания всей нацией.
Широкое распространение получило толкование гандизма как сугубо этического учения, указывающего путь личных нравственных поисков и самоусовершенствования и неприменимого в сфере политики и социальных преобразований. Так, известный специалист по индийской политической мысли В. П. Варма упрекал ряд сторонников гандизма в том, что они расширяют «индивидуалистическую и моралистическую гандистскую концепцию опеки».
Виноба, оправдывая самоустранение от политической борьбы, утверждал, что «этика и политика стоят особняком друг от друга и следуют разными путями». Это явно противоречит стремлению Ганди внедрить нравственные идеалы в политику.
Доминирующий тенденцией развития гандизма после Ганди стала дальнейшая абсолютизация ненасилия, отход от активных форм борьбы, стремление заключить учение Ганди в круг индивидуального морального самоусовершенствования.
Вероятно, в этом одна из причин кризиса гандизма как общественного движения в независимой Индии. Собственно, этот кризис начался еще при жизни творца сатьяграхи. Уже цитировавшийся Дж. К. Мехта писал: «Гандиджи не смог обратить животное в человеке в святого. Если бы он пережил нападение Годзе, он был бы человеком с разбитым сердцем. Больше того, он уже был человеком с разбитым сердцем. Смерть сатьяграхи предшествовала убийству Ганди. Правду говорят, что все на свете имеет конец»1. Описывая нравственные мучения Ганди, Дж. Мехта несколько пренебрег его поисками выхода из тупика, тем вызовом перерождавшемуся Конгрессу, который он, судя по всему, готовил.
Последователям Ганди не удалось открыть новых горизонтов. И западные, и индийские исследователи, как правило, весьма пессимистичны в оценке результатов и перспектив ненасильственного движения в Индии. К. Патнаяк утверждает, что «гандизм в своем сегодняшнем состоянии не является жизнеспособной идеологией», а его слабость и неэффективность могут быть возведены к пробелам в теории и практике Ганди. Тем не менее К. Патнаяк считает возможным создать убедительную систему взглядов на основе мыслей и опыта Ганди2.
—————
1 M e h t a J. К. Op. cit., p. 240.
2 Hind Swaraj: A Fresh Look. Ed. by Nageshwar Prasad. New Delhi, 1985, p. 229.
Джефри Остергард (Бирмингемский университет) в книге «Ненасильственная революция в Индии»1 рассматривает судьбу двух ветвей гандизма: конструктивной работы Винобы Бхаве (движение сарводайи) и «негативной сатьяграхи» Джайпракаша Нарайяна. Выводы Остергарда неутешительны. Несмотря на поддержку правительства, прогресс сарводайи прекратился в 1969 году и сменился кризисом. Примерно в то же время Дж. Нарайян, утратив веру, что ИНК будет способствовать проведению ненасильственной революции, обратился к «негативной сатьяграхе». В 1974 году она вылилась в «тотальную революцию», антиправительственные выступления достигли апогея, но к 1979 году движение полностью обанкротилось.
Г. Котесвара Прасад (Мадрасский университет) в диссертации «Гандизм после Ганди» видит причины угасания движения сарводайи в его зависимости от правительства и аполитичности. «Гандизм, — пишет он, — несомненно, возник как политическое движение, и он не может выйти из политической среды в борьбе за справедливость и истину»2. Перспективы гандизма за границей представляются Г. Котесвара Прасаду гораздо более радужными, чем в Индии3.
—————
1 O s t e r g a a r d G. Non-violent Revolution in India. New Delhi, 1985.
2 K o t e s w a r a P r a s a d G. Gandhism since Gandhi. Thesis submitted to the University of Madras for the reward of the Degree of Doctor of Philosophy in Politics, p. 224.
3 Ibid., p. 239.
В самом деле, методы, родственные гандистским, получили распространение в международном экологическом и пацифистском движении. Влияние идей ненасилия и гандистской сатьяграхи на борцов за мир в разных странах широко известно и, видимо, будет распространяться. Ганди не разработал практически применимую модель ненасильственного сопротивления агрессии. Но в плане разоблачения преступного характера войны, утверждения принципов мира, сотрудничества и гуманизма его благотворное влияние очень значительно.
Спад, переживаемый ныне гандистским движением в Индии, вовсе не свидетельствует о том, что оно себя исчерпало. Ганди говорил, что ненасилие представляет собою более мощное оружие, чем атомная бомба. Но нужен гений творца сатьяграхи, чтобы открыть и применить это оружие. Эксперименты с ненасилием далеко не во всем будут протекать в гандистском русле или ключе. Освобождение от метафизики и догматики сатьяграхи, вытеснение жертвенности трезвым учетом интересов способно лишь укрепить базу ненасилия как общественного движения. Это отнюдь не противоречит высоким нравственным идеалам и требованиям, хотя и придает им иной оттенок.
В конце третьего тысячелетия, очутившись на самом краю ядерной бездны, человечество проявляет повышенный интерес ко всевозможным методам ненасильственного решения конфликтов. Здесь нужны поиски и открытия. Вклад Ганди в разработку философии и политики ненасилия неоспорим и велик, а его опыт служит отличной школой и вдохновляющим примером.
То сочетание идеализма и реализма, которое достигалось сотрудничеством Ганди с руководством ИНК, пребывало и в нем самом. Он не знал себе равных на индийской политической арене не только в гуще народных масс, но и за столом ответственных переговоров с британскими чиновниками. Великолепный юрист, владевший всеми тайнами адвокатского искусства, мощный аналитический ум и величайший мастер компромисса, Ганди умело распутывал все хитросплетения колониальной администрации и противопоставлял им решения, учитывающие аргументы противника, но открывающие путь к независимости. Если бы исход дипломатических переговоров определялся логикой, а не интересами и соотношением сил, Ганди всегда выходил бы из них победителем.
Таковы факторы, содействовавшие политическому успеху ненасильственного сопротивления в годы британского колониального господства. Завоевание независимости и почти совпавшая с ним хронологически смерть Ганди многое изменили. Не стало подъема и единства, вызванного общим делом, Конгресс не выдержал испытания властью, его нравственный уровень резко снизился, усилились внутренние противоречия, не стало и творца сатьяграхи.
Все это привело к серьезным сдвигам и к общему спаду гандистского движения. С одной стороны, ИНК, всегда относившийся к ненасилию как к средству, провозгласил его ведущим принципом своей идейно-политической платформы. Однако при этом гандистское ненасилие претерпело существенные изменения. Для Ганди ахимса — обоюдоострое оружие. Оно направлено и против революционеров с их попытками силой изменить мир, и против насильственного государства, против интересов привилегированных классов, против эксплуатации и всякого рода угнетения и подавления. Ганди понимал, что, если сторонники ненасилия бездействуют или их методы оказываются неэффективными, остается лишь один путь общественных преобразований — насильственная революция. Он говорил своим последователям, что им следует торопиться, если они не хотят уступить место тем, кто не чуждается насилия.
После смерти Ганди среди приверженцев его учения стало доминировать одностороннее понимание ахимсы как отказа от революционного насилия. Ненасилие стало символом классового мира, а не активного действия. Наступательная сторона ненасилия, его направленность против эксплуатации и несправедливости, сатьяграха как метод сопротивления предавались забвению. Виноба Бхаве, снискавший в независимой Индии признание самого верного гандиста, констатировал в 50-х годах, что принцип ненасилия стал знаменем противников социальных преобразований: «Те, кто трижды восхваляет мир, выступают за статус-кво, за то, чтобы ничего не изменилось. Они боятся всяких перемен»1.
—————
1 Bhave Vinoba. Communism and Sarvodaya. — "New Age". Delhi, 1957, № 10, p. 44.
Но и сам Виноба не избежал этой тенденции, что сказалось, в частности, на его отношении к сатьяграхе. Ганди еще в 1930 году, размышляя о будущем, писал: «Если я переживу борьбу за свободу, мне, возможно, придется начать ненасильственную борьбу против моих соотечественников, и она будет такой же суровой, как и та борьба, которую я веду сейчас»1 (Курсив мой. — О. М.). Виноба рассуждал по-другому: «Определение сатьяграхи приобрело негативный характер: иными словами, она означает теперь движение, направленное на принуждение не согласных с вами людей принять ваш взгляд на вещи... Гандиджи был поставлен в такие обстоятельства, когда поневоле приходилось действовать негативно. Но он обладал даром, который обеспечивал конструктивные возможности даже движению, направленному на отрицание каких-то вещей. Мы должны знать, что сатьяграха, которая стремится быть эффективной при демократии, должна быть более конструктивной и менее оппозиционной. Неверно, что сатьяграха не должна применяться при демократическом правительстве. Но мы должны тренировать себя и готовиться к ней, применяя наш конструктивный метод работы в настоящих условиях как можно лучше»2.
—————
1 G a n d h i M. К. Non-violence in Peace and War. Vol. I. Ahmedabad, 1962, p. 100.
2 R a m S. Vinoba and His Mission. Wardha. Bombay State, 1956, p. 122—123.
У Ганди конструктивная работа шла рука об руку с сатьяграхой, они взаимодополняли друг друга. У Винобы она поглотила сатьяграху, вытеснила ее, в деятельности Винобы для ненасильственного сопротивления не оставалось места. Причем это мотивировалось верностью принципам ахимсы, отказом от принуждения.
Проведение общественных преобразований законодательным путем также рассматривалось рядом интерпретаторов и последователей Ганди, в том числе Винобой, как насилие вопреки гандистской концепции преимущественно ненасильственного государства. Виноба утверждал, что, прежде чем принимать законы, нужно путем морального перевоспитания добиться их единодушного признания всей нацией.
Широкое распространение получило толкование гандизма как сугубо этического учения, указывающего путь личных нравственных поисков и самоусовершенствования и неприменимого в сфере политики и социальных преобразований. Так, известный специалист по индийской политической мысли В. П. Варма упрекал ряд сторонников гандизма в том, что они расширяют «индивидуалистическую и моралистическую гандистскую концепцию опеки».
Виноба, оправдывая самоустранение от политической борьбы, утверждал, что «этика и политика стоят особняком друг от друга и следуют разными путями». Это явно противоречит стремлению Ганди внедрить нравственные идеалы в политику.
Доминирующий тенденцией развития гандизма после Ганди стала дальнейшая абсолютизация ненасилия, отход от активных форм борьбы, стремление заключить учение Ганди в круг индивидуального морального самоусовершенствования.
Вероятно, в этом одна из причин кризиса гандизма как общественного движения в независимой Индии. Собственно, этот кризис начался еще при жизни творца сатьяграхи. Уже цитировавшийся Дж. К. Мехта писал: «Гандиджи не смог обратить животное в человеке в святого. Если бы он пережил нападение Годзе, он был бы человеком с разбитым сердцем. Больше того, он уже был человеком с разбитым сердцем. Смерть сатьяграхи предшествовала убийству Ганди. Правду говорят, что все на свете имеет конец»1. Описывая нравственные мучения Ганди, Дж. Мехта несколько пренебрег его поисками выхода из тупика, тем вызовом перерождавшемуся Конгрессу, который он, судя по всему, готовил.
Последователям Ганди не удалось открыть новых горизонтов. И западные, и индийские исследователи, как правило, весьма пессимистичны в оценке результатов и перспектив ненасильственного движения в Индии. К. Патнаяк утверждает, что «гандизм в своем сегодняшнем состоянии не является жизнеспособной идеологией», а его слабость и неэффективность могут быть возведены к пробелам в теории и практике Ганди. Тем не менее К. Патнаяк считает возможным создать убедительную систему взглядов на основе мыслей и опыта Ганди2.
—————
1 M e h t a J. К. Op. cit., p. 240.
2 Hind Swaraj: A Fresh Look. Ed. by Nageshwar Prasad. New Delhi, 1985, p. 229.
Джефри Остергард (Бирмингемский университет) в книге «Ненасильственная революция в Индии»1 рассматривает судьбу двух ветвей гандизма: конструктивной работы Винобы Бхаве (движение сарводайи) и «негативной сатьяграхи» Джайпракаша Нарайяна. Выводы Остергарда неутешительны. Несмотря на поддержку правительства, прогресс сарводайи прекратился в 1969 году и сменился кризисом. Примерно в то же время Дж. Нарайян, утратив веру, что ИНК будет способствовать проведению ненасильственной революции, обратился к «негативной сатьяграхе». В 1974 году она вылилась в «тотальную революцию», антиправительственные выступления достигли апогея, но к 1979 году движение полностью обанкротилось.
Г. Котесвара Прасад (Мадрасский университет) в диссертации «Гандизм после Ганди» видит причины угасания движения сарводайи в его зависимости от правительства и аполитичности. «Гандизм, — пишет он, — несомненно, возник как политическое движение, и он не может выйти из политической среды в борьбе за справедливость и истину»2. Перспективы гандизма за границей представляются Г. Котесвара Прасаду гораздо более радужными, чем в Индии3.
—————
1 O s t e r g a a r d G. Non-violent Revolution in India. New Delhi, 1985.
2 K o t e s w a r a P r a s a d G. Gandhism since Gandhi. Thesis submitted to the University of Madras for the reward of the Degree of Doctor of Philosophy in Politics, p. 224.
3 Ibid., p. 239.
В самом деле, методы, родственные гандистским, получили распространение в международном экологическом и пацифистском движении. Влияние идей ненасилия и гандистской сатьяграхи на борцов за мир в разных странах широко известно и, видимо, будет распространяться. Ганди не разработал практически применимую модель ненасильственного сопротивления агрессии. Но в плане разоблачения преступного характера войны, утверждения принципов мира, сотрудничества и гуманизма его благотворное влияние очень значительно.
Спад, переживаемый ныне гандистским движением в Индии, вовсе не свидетельствует о том, что оно себя исчерпало. Ганди говорил, что ненасилие представляет собою более мощное оружие, чем атомная бомба. Но нужен гений творца сатьяграхи, чтобы открыть и применить это оружие. Эксперименты с ненасилием далеко не во всем будут протекать в гандистском русле или ключе. Освобождение от метафизики и догматики сатьяграхи, вытеснение жертвенности трезвым учетом интересов способно лишь укрепить базу ненасилия как общественного движения. Это отнюдь не противоречит высоким нравственным идеалам и требованиям, хотя и придает им иной оттенок.
В конце третьего тысячелетия, очутившись на самом краю ядерной бездны, человечество проявляет повышенный интерес ко всевозможным методам ненасильственного решения конфликтов. Здесь нужны поиски и открытия. Вклад Ганди в разработку философии и политики ненасилия неоспорим и велик, а его опыт служит отличной школой и вдохновляющим примером.
Следващ постинг
Предишен постинг
Няма коментари
Вашето мнение
За да оставите коментар, моля влезте с вашето потребителско име и парола.
