А. Н. Полосина
СТРАСТИ ХРИСТОВЫ
ПО ЕВАНГЕЛИЮ ОТ МАТФЕЯ
В ТВОРЧЕСТВЕ ЛЬВА ТОЛСТОГО
Лев Толстой признавался, что «Руссо и Евангелие – два са-
мые сильные и благотворные влияния» (75, 234–235) на его
жизнь. Он любил Евангелие, следовал ему; всякий раз после его чтения
возрождался к новой жизни; потратил десять лет на его изучение; он
анализировал, переводил, расшифровывал, соединял1 и комментировал
Евангелие; объяснял, как читать Евангелие и в чем его сущность2; про-
чел Евангелие на старославянском, русском, древнееврейском, древне-
греческом, латинском, английском, немецком, французском, итальян-
ском, чешском, голландском и др. языках.
В личной библиотеке Толстого имеется около двадцати девяти из-
даний Ветхого и Нового Заветов. На многих остались следы его чте-
ния. Он цитировал Евангелие в своих произведениях, дневниках, пись-
мах и устных высказываниях. В Евангелии он больше всего любил На-
горную проповедь, которая стала основой его религиозно-философской
системы. По его мнению, «слова Евангелия 5, 6, 7 глав Матфея так
святы, так божественны, все от начала до конца, что прибавлять
к ним какое-нибудь объяснение, толкование – есть кощунство»
(85, 52).
В статье рассматриваются точные, закавыченные, скрытые ци-
таты, реминисценции стихов из 26–28 глав Евангелия от Матфея,
а также их трактовка в произведениях Толстого, его дневниках, пись-
мах и устных высказываниях.
Попыткой писателя вернуться к первоистокам христианства и соз-
дать свою версию Евангелия были такие произведения, как «Соедине-
ние и перевод четырех Евангелий», «Краткое изложение Евангелия»,
«Учение Христа, изложенное для детей», «Исследование догматиче-
ского богословия» и др.


События Страстной недели – один из наиболее распространен-
ных сюжетов в литературе, особенно в русской поэзии и прозе XIX–
XX вв. («Ужаснися, бойся небо» В. Л. Пушкина, «Stabat mater»*
В. А. Жуковского, «Голгофа» А. Н. Апухтина, «Под сению креста
рыдающая мать» Ф. Сологуба, «Крестная смерть» В. Я. Брюсова,
«Распятие» А. А. Ахматовой, «Распятие» М. И. Цветаевой, «Не-
умолимые слова…» О. Э. Мандельштама, «Студент» А. П. Чехова
и др.) и в изобразительном искусстве (И. Н. Крамской, Н. Н. Ге,
В. Д. Поленов и др.).
Заметим, что идея Толстого написать текст о страданиях Христа
была вдохновлена картиной «Бичевание Христа римскими воинами»
французского художника Бугро3, воспроизведение которой прислал
в Ясную Поляну В. Г. Чертков. Писателю она показалась «прекрас-
ной»: «Увидав ее, пришла мысль, – пишет он, – что вот то, что мы про-
должаем делать с Христом нашею жизнью. И страшно стало, и плакать
захотелось» (85, 121). И он принялся писать текст к картине Бугро.
В небольшом эссе «Страдания Господа нашего Иисуса Христа»
(1884–1885) фрагмент «Иисуса, бив» из 26-го стиха 27-й главы
Евангелия от Матфея («Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив
(здесь и далее курсив мой. – А. П.), предал на распятие»), являет-
ся ключевым повторяющимся мотивом, который всякий раз выступает
в новом контексте, в сочетании со стихами Нагорной проповеди (Мф.
5, 394; 5, 405), а также стихами Мф. 18, 226 и Мф. 19, 57. Кроме
того, глагол «бить» используется реже, чем его синоним истязать.
Это дает основание утверждать, что автору был известен этот стих по
Евангелию на французском языке, где глагол flageller переводится на
русский как «истязать».
«Воины Пилата бьют Христа, и больно смотреть на страдания
Его. Еще больнее думать, что страдания эти не кончаются. Мы так
же, как и воины, и еще хуже, истязуем Его. Воины не знали, кто Он
и откуда и что принес людям. Но мы знаем, кто Он, знаем, откуда Он,
знаем, что Он принес нам спасение, и так же и еще злее истязуем
его. Что ни день, что ни час, мы подбавляем страданиям Его, того,
который пришел спасти нас. Все, что мы сделаем другому человеку, мы
сделаем Ему. Когда мы отталкиваем от себя нищего и голодного, ког-
да мы пользуемся нуждой его, когда мы гордимся перед братом своим
и отделяемся от него и презираем его, мы больнее воинов Пилата
* Стояла мать (лат.).

истязуем того Христа, который велел нам быть едиными с Ним.
Когда мы нарушаем закон супружеский и ввергаем в разврат создание
божеское, женщину, и потом ее же считаем не за человека, а за тварь,
мы больнее воинов Пилата истязуем Спасителя нашего, того, который
сказал, что человек [да] не разъединяет того, что Бог соединил, и что
да будет муж и жена плоть едина [Мф. 19, 5]. Когда мы насилуем
людей и вымещаем на них злом за зло, когда мы мучаем людей и проли-
ваем кровь человеческую, разве мы не истязуем Господа нашего, того,
который сказал нам – не противиться злому, отдавать рубаху тому,
кто тянет с тебя кафтан [Мф. 5, 40], прощать брата своего не семь раз,
а семь раз семьдесят? [Мф. 18, 22]. Не воины Пилата, а мы терзаем
Христа, и до тех пор не перестанет Он страдать за нас, пока мы не ис-
полним заповеди Его – любить друг друга» (25, 114).
Толстой внес свой вклад в толкование страстей Христовых в «Со-
единении и переводе четырех Евангелий», обширном синтетическом
изложении Евангелия, составленного из избранных стихов четырех
Евангелий с параллельным их переводом. Это труд, в который включе-
ны греческие тексты, примечания, проверка и комментарии церковного
перевода, к точности которого Толстой потерял доверие, а также общее
изложение глав. Его источниками были: «Подробный сравнительный
отбор четвероевангелия в хронологическом порядке» Василия Гречуле-
вича8, La Bible с вступлением и комментариями на французском языке
Эдуарда Рейсса9, критически проверенный текст Евангелия на грече-
ском языке Грисбаха10 Novum Testamentum Graece (сохранился в ясно-
полянской библиотеке, вопреки мнению комментаторов Юбилейного
издания собрания сочинений Толстого) и новейшее критическое изда-
ние Евангелия Тишендорфа11 (Novum Testamentum Graece. Recensuit
inque usum academicum omni modo instruxit Constant de Tischendorf;
тоже имеется в библиотеке Толстого) (24, 975).
Кроме этого, он обращался к латинскому (Вульгата), к немецко-
му, французскому и английскому переводам; проверял по словарям все
переводы на разные языки греческих слов. То есть фактически проде-
лал текстологический анализ всех переводов Евангелия и работ о нем.
Особенно Толстого интересовали те места греческого перевода, кото-
рые, по его мнению, касались вопросов морали. Эти места Евангелий
переводились с учетом общего смысла учения.
По свидетельству единомышленника Толстого Н. Н. Страхова, он
«углубился в изучение евангельского текста, и многое объяснил в нем

с поразительной простотой и тонкостью»12. Из дневника С. А. Тол-
стой видно, насколько это исследование повлияло на писателя: «Он
стал изучать Евангелие, переводить его и комментировать. Работа эта
продолжается второй год. Но он стал счастлив душой. Он по-
знал (по его выражению) “свет”. Все миросозерцание осветилось этим
светом… Он стал тих, сосредоточен и молчалив»13.
Во вступлении к «Соединению и переводу четырех Евангелий»
Толстой пишет, что «попыток соединения Евангелий в одно было
много, но те все, которые я знаю, – Arnolde14, de Vence15, Фаррара16,
Рейса, Гречулевича, – все они берут исторические основы соединения,
и все они безуспешны. Ни одно не лучше другого в смысле историче-
ском, и все одинаково неудовлетворительны в смысле учения. Я остав-
ляю совершенно в стороне историческое значение и соединяю только
по смыслу учения. Я избрал два самые новые свода составите-
лей, воспользовавшихся трудами всех предшественников: Гречулевича
и Рейса. Но так как Рейс отделил от синоптиков Иоанна, то для меня
был удобнее свод Гречулевича, и я его взял за основу своей работы,
сличал его с Рейсом и отступал от обоих, когда смысл того требовал»
(24, 19).
В «Соединении и переводе четырех Евангелий» (1880–1881)
цитируются избранные стихи 26-й и 27-й глав Евангелия от Матфея
(повествующих о страстях Христовых) с параллельным толстовским
переводом евангельских сцен. Например, 14-й стих 26-й главы («Тог-
да один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к перво-
священникам») в толстовском переводе звучит так: «И вот в то время
пришел один из двенадцати, Иуда Искариот, к архиереям» (24, 681).
Здесь и по всему тексту трактата слово «первосвященник» заменено на
слово «архиерей». «Тогда» Толстой передает как «и вот в то время»,
чтобы подчеркнуть связь со стихами 3–5, где речь идет о заговоре пер-
восвященников и книжников. Глава 28 Толстым рассматривается как
не соответствующая его представлению о божеском и человеческом.
Он не верил в то, что «Христос воскрес в теле», но никогда не терял
«веры, что Он воскреснет в своем учении» (63, 160), как пишет он
в письме художнику H. H. Ге в связи с его работой над картиной «Рас-
пятие». Интересно заметить, что, по Толстому, период 1880-х – это
«не период проповеди Христа, не период воскресения, а период рас-
пинания» (63, 160). Действительно, политическим фоном этого време-
ни были сплошные террористические акты, в 1881 г. был обнародован

манифест «О незыблемости самодержавия» (составлен К. П. Победо-
носцевым при участии М. Н. Каткова); заметно выросла численность
крестьянских волнений и т. д. Царствование Александра III шло под
знаком контрреформ и под лозунгом «заморозить страну», мельчали
государственные деятели.
В «Учении Христа, изложенном для детей» (1907–1908) – для
детей десяти-тринадцати лет, учившихся в Ясной Поляне, – Тол-
стой пересказал доступным языком самые понятные места из четырех
Евангелий, нужные им для нравственного руководства в жизни. В гла-
вах 42–52 этого изложения дана трактовка Евангелия от Матфея17.
В конце каждой главы приведены ссылки на новозаветные источники
из Евангелия от Матфея и других евангелистов, а также вопросы для
проверки усвоения прочитанного.
В «Исследовании догматического богословия» (1879–1884) сти-
хи Евангелия от Матфея даны преимущественно как цитаты в цитатах
из текстов «Православно-догматического богословия» митрополита
Макария18.
В «Круге чтения» (1904–1908) на день 15 июля цитируется за-
ключительный фрагмент стиха 39 из главы 26 Евангелия от Матфея:
«…не как Я хочу, но как Ты» (41, 503).
Как известно, тема насыщенной библейскими и евангельскими ци-
татами и аллюзиями притчи «Кающийся грешник» (1886) (25, 79–81
и 41, 37–39) – о человеке, просящемся в рай, – заимствована из ру-
кописи XVIII в. и восходит к старинной повести XVII в. под заглави-
ем «Притча о бражнике». Притча написана Толстым в стиле древнего
памятника и наполнена не только духом Евангелия, но и симпатией
к мужицкой смекалке, с которой грешник доказывает апостолу Петру,
царю Давиду и Иоанну Богослову свое право попасть в рай.
Мотив стиха 75 главы 26 Евангелия от Матфея («И вспомнил
Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух,
трижды отречешься от Меня. И выйдя вон, плакал горько») –
«трижды» – многократно повторяется в толстовской притче: триж-
ды подходит грешник к вратам царствия небесного, трижды слышит
голос из-за двери, трижды просит пожалеть его, трижды оправдыва-
ется перед теми, кто стоял за дверьми царства небесного и т. д. Основа
истории Давида и Урии заимствована из 2-й книги Царств (2 Цар.
11, 12–17; 11, 21; 11, 24; 11, 26). По Толстому, «христианское уче-
ние во всем его истинном значении» (37, 166) есть «учение о законе

любви», оно «состоит в том, что сущность жизни человеческой
есть любовь» (там же). По его мнению, «истинное же значение учения
было скрыто от них [людей] сложными догматами и привлека-
тельными обрядами» (37, 165). Характерно, что Толстой обращает-
ся к евангельской концепции любви, восходящей к апостолу Иоанну
Богослову, который, по преданию, «достигши глубокой старости, был
весь поглощен одним чувством и всё одними и теми же словами выра-
жал его, говоря только одно: “Дети, любите друг друга”» (37, 60)19.
Концепция любви «ко всем людям, даже к ненавидящим нас», гораздо
больше свойственная «душе человека, чем борьба с ближними и нена-
висть к ним» (37, 59), изложена в статье «Любите друг друга».
Поэтому кающийся грешник, в третий раз просившийся в Царство
Небесное, услышав в ответ голос Иоанна Богослова, любимого уче-
ника Христа, сказал ему: «– Теперь нельзя не впустить меня: Петр
и Давид впустят меня за то, что они знают слабость человеческую
и милость Божию. А ты впустишь меня потому, что в тебе любви мно-
го. Не ты ли, Иоанн Богослов, написал в книге своей, что Бог есть
любовь и что кто не любит, тот не знает Бога? Не ты ли при старости
говорил людям одно слово: “Братья, любите друг друга!” Как же
ты теперь возненавидишь и отгонишь меня? Или отрекись от того, что
сказал ты сам, или полюби меня и впусти в Царство Небесное.
И отворились врата райские, и обнял Иоанн кающегося грешника
и впустил его в царство небесное» (25, 81; 41, 39).
По Толстому, «понятие церкви, как собрания избранных, лучших,
есть понятие нехристианское, гордое, ложное. Кто лучший, кто худ-
ший? Петр был лучшим до петуха, а разбойник – худшим до креста.
Разве мы не знаем в самих себе то ангела, то дьявола, которые пере-
мешиваются в нашей жизни так, что нет человека, который бы совсем
изгнал из себя ангела, ни такого, у которого из-за ангела не выступал
бы иногда дьявол. Как же нам, таким пестрым существам, составлять
собрание избранных, праведных?» (43, 277). Это суждение приведе-
но в сборнике «На каждый день». «Петр был лучшим до петуха,
а разбойник – худшим до креста» – это реминисценции стихов 33
и 35 из главы 26 Евангелия от Матфея. В церкви как «собрании из-
бранных, лучших» Толстой был давно разочарован и воспринимал ее не
как «собрание верующих со Христом во главе, а [как] мирское учреж-
дение» (54, 114). Во фрагменте «разве мы не знаем в самих себе то
ангела, то дьявола» речь идет о феномене «текучести» человека, его

сложности, субъективности, диалектичности, изменчивости человече-
ской природы, который в данном случае рассматривается в евангель-
ском контексте.
Еще в 1880-e гг. одним из вопросов, занимавших Толстого, был
вопрос об отношении к насилию: должен ли христианин покоряться не-
справедливости? Как добиться осуществления евангельского учения?
Должно ли заступаться за людей силою? По Толстому, христианин не
должен отвечать на зло злом, то есть не должен противиться злу злом.
Он приходит к выводу, что должно бороться со злом проповедью. Об
этом речь идет в письме к М. А. Энгельгарду от 20 декабря 1882 г.? –
20 января 1883 г.?, где дана трактовка стиха 51 главы 26 Евангелия
от Матфея («И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку,
извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо»).
Толстой пишет: «Нужна проповедь в народе, сближение с сектанта-
ми, воздействие на правительство и т. п. Чувство, подсказывающее
это, – хорошее чувство, но это самое чувство побудило Петра
запастись ножом и отрубить ухо рабу. Представьте себе, что бы
было, если бы Иисус не удержал их; сделалась бы свалка, Иисусовы
бы победили, и потом завоевали бы Иерусалим. Они бы порубили, и их
бы порубили. Каково было бы христианское учение? Его бы не было,
и нам бы не на что было упереться…» (63, 116–117).
В трактате «В чем моя вера?» (1884) Толстой пишет, что пять лет
тому назад он «поверил в учение Христа» (23, 304) и жизнь его пере-
менилась: «Разбойник на кресте поверил в Христа и спасся. Неуже-
ли было бы дурно и для кого-нибудь вредно, если бы разбойник не
умер на кресте, а сошел бы с него и рассказал людям, как он поверил
в Христа. Я так же, как разбойник на кресте, поверил учению Хри-
ста и спасся. Я так же, как разбойник к кресту, был пригвож-
ден какой-то силой к этой жизни страданий и зла. И как разбойника
ожидал страшный мрак смерти после бессмысленных страданий и зла
жизни, так и меня ожидало то же» (23, 305). Как видим, вышеприве-
денный фрагмент «разбойник на кресте поверил в Христа и спасся»
подтверждает, что душа Толстого была христианка20, что его вера в то,
что «разбойник на кресте поверил в Христа и спасся» свидетель-
ствует о его глубочайшей связи с христианской традицией, которая
в его творчестве никогда не прерывалась и имплицитно отражалась в его
произведениях, даже если умозрительно он не принимает те или иные
стороны христианского (православного) вероисповедания21. Фрагмент

«пять лет назад я поверил в учение Христа» говорит о том, что если
Толстой поверил в учение Христа, то он поверил и в его существование
как исторической личности, то есть как в человекобога.
Попутно заметим, что тема раскаявшегося разбойника (Мф. 26,
38, 44), осознавшего свою грешность, одна из главных тем таких про-
изведений, как «Власть тьмы», «Фальшивый купон», «Божеское
и человеческое», «Воскресение», «Хаджи-Мурат». Нераскаявшийся
Хаджи-Мурат, несмотря на то что его образ создан с большой симпа-
тией, оставался для Толстого все-таки «разбойником».
В 1870-е гг. в искусстве начались попытки изображать Христа как
историческое лицо22. Уже в «Анне Карениной» отражена тенденция от-
каза от изображения божеского в человеческом. Этому направлению
в искусстве следуют художники И. Н. Крамской, Н. Н. Ге, В. Д. Поле-
нов и др., в литературе – Л. Н. Толстой. В «Анне Карениной» процити-
рованы стихи 2, 13, 17, 22, 24, 58, 62, 65 главы 27 Евангелия от Mатфея.
Анна, Вронский и Голенищев в мастерской художника Михайло-
ва. Сюжет его картины «Христос перед судом Пилата» очень близок
к замыслу картины Крамского: «Хохот» («Осмеяние Христа»), о ко-
тором, вероятно, во время работы над портретом Толстого в 1873 г.
художник рассказывал ему. Уже в изображении «Христа в пустыне»
Крамской отходит от традиций «старых мастеров», которые изобража-
ли преимущественно «святых, мадонну и Христа как Бога». «– Вот,
не угодно ли? – сказал он [Михайлов], отходя к стороне и ука-
зывая на картину. – Это увещание Пилатом. Матфея глава XXVII, –
сказал он, чувствуя, что губы его начинают трястись от волнения. Он
отошел и стал позади» (19, 39) Анны, Вронского и Голенищева.
Михайлову понравилось мнение Голенищева о Пилате, как о «че-
ловеке добром, славном малом, но чиновнике до глубины души, кото-
рый не ведает, что творит», так как «он сам думал о фигуре Пилата то
же, что сказал Голенищев» (19, 41). Одна из точек зрения на проблему
историчности Христа выражена устами Голенищева, который полага-
ет, что «если Христос сведен на степень исторического лица, то лучше
было бы Иванову и избрать другую историческую тему, свежую, не-
тронутую» (19, 43). «– Одно, что можно сказать, – заметил
Голенищев. – Это то, что Он у вас человекобог, а не Богочело-
век. Впрочем, я знаю, что вы этого и хотели.
– Я не мог писать того Христа, которого у меня нет в душе, – ска-
зал Михайлов мрачно» (19, 42–43).

Не исключено, что мнение Анны наиболее приближено к воспри-
ятию художника и, возможно, самого Толстого: «– Как удивительно
выражение Христа! – сказала Анна. Из всего, что она видела, это вы-
ражение ей больше всего понравилось . – Видно, что ему жалко
Пилата.
Это было опять одно из того миллиона верных соображений, кото-
рые можно было найти в его картине и в фигуре Христа. Она сказала,
что ему жалко Пилата. В выражении Христа должно быть и выра-
жение жалости, потому что в нем есть выражение любви, неземного
спокойствия, готовности к смерти и сознания тщеты слов. Разумеется,
есть выражение чиновника в Пилате и жалости в Христе. Так как один
олицетворение плотской, другой духовной жизни. Все это и многое
другое промелькнуло в мысли Михайлова» (19, 41).
В письмах Толстой часто цитировал тот или иной фрагмент 41-го сти-
ха 26-й главы Евангелия от Матфея, где сказано: «Бодрствуйте и моли-
тесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна». Так,
в письме к брату С. H. Толстому и к тетке Т. А. Ергольской в марте
1861 г. из Брюсселя Толстой сообщает: «Здесь я живу очень тихо,
это уездный городок в сравнении с Лондоном, и здесь у меня знакомые
Дундуковы, старик, старуха, две больные дочери и одна 15 лет, стало
быть, ничего нет по части Гименея. Впрочем, по этой части уж очень пло-
ха надежда, так как последние зубы поломались. Но дух бодр» (60, 372).
Спустя много лет в письме к жене из Крыма в 1885 г. по дороге
в Симеиз Толстой пишет: «Проехали по тем местам, казавшимся не-
приступными, где были неприятельские батареи, и странно: воспо-
минание войны даже соединяется с чувством бодрости и молодости.
Еще думал по тому случаю, что Урусов, сидя в карете, все пого-
нял ямщика, а я полюбил, сидя на козлах, и ямщика, и лошадей, что как
несчастны вы, люди богатые, которые не знают ни того, на чем едут, ни
того, в чем живут, ни что носят, ни что едят. Мужик и бедный
все это знает, ценит и получает больше радостей. Видишь, что я духом
бодр и добр» (83, 495).
И, наконец, еще один контекст. Учитель детей Толстого В. Ф. Ла-
зурский 5 июля 1894 г. отметил в дневнике: «Когда собирались
у крыльца, подъехал Миша23 на своей Вяточке. Стали смеяться над
этой нескладной лошадью.
– Это ублюдок верблюда и цыпленка, – сказал Лев Никола-
евич, – но она мне нравится: в ней плоть немощна, но дух бодр;
267

и, кроме того, в ней есть что-то человеческое. Это, наверное, заколдо-
ванный принц»24.
Таким образом, многократные и вариативные цитирования сти-
хов из глав 26–28 Евангелия от Матфея в произведениях, письмах,
дневниках и устных высказываниях писателя, проникнутых тончайшим
религиозным чувством, позволили проследить не только такие особен-
ности постижения писателем евангельской поэтики, как устойчивость,
повторяемость евангельских тем и мотивов на протяжении длитель-
ного времени, но и наполнение древних текстов «новым понимани-
ем жизни, которое и составляет ее прогресс перед прошлым»
(А. Н. Веселовский), а также убедиться в актуальности их включен-
ности в современный Толстому и нам контекст эпохи.
1 Имеется в виду «Соединение, перевод и исследование четырех Еванге-
лий» (1880–1881).
2 4 июля 1896 г. Толстой пишет одному из своих корреспондентов,
С. И. Кобелеву: «Я нынче летом занялся тем, чтобы подчеркнуть в Еванге-
лиях то, что может быть разно перетолковано, и, читая из Евангелий одни эти
понятные места, получил большую радость» (69, 115). А в дневнике 19 июля
1896 г., отмечая события за месяц, записал: «За это время еще написал пре-
дисловие к чтению Евангелия и отчеркнул Евангелия» (53, 99).
3 Бугро Вильям Адольф (1825–1905) – французский живописец, мастер
академической живописи, крупнейший представитель салонного академизма,
автор картин на исторические, мифологические, библейские и аллегорические
сюжеты, стенных росписей и портретов. Его картина «Истязание Господа на-
шего Иисуса Христа» (1888) хранится в Музее изобразительных искусств
в Ла-Рошели (Франция).
4 «А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую
щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5, 39).
5 «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему
и верхнюю одежду» (Мф. 5, 40).
6 «Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семи-
десяти раз» (Мф. 18, 22).
7 «И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене
своей, и будут два одною плотью» (Мф. 19, 5).
8 Гречулевич Василий Васильевич (епископ Виталий) (1822–1885) –
духовный писатель, магистр богословия, экзегет. Автор книги «Сравнительное

обозрение четвероевангелия в хронологическом порядке, как пособие к изуче-
нию евангельской истории по самому Св. Писанию, без помощи учебника»
(СПб., 1849) и др.
9 Рейсс Эдуард (1844–1891) – протестантский богослов, профессор
Страсбургского университета. Один из его главных трудов – «La Bible, traduction
nouvelle avec introductions et commentaires» (1875–1881).
10 Грисбах Иоганн Якоб (1745–1812) – немецкий протестантский бого-
слов.
11 Тишендорф Константин-фон (1815–1874) – немецкий ученый, про-
тестантский теолог и исследователь Библии.
12 Русский вестник. 1901. № 1. С. 142.
13 Т о л с т а я С . А . Дневники: В 2 т. М., 1978. Т. 1. С. 508.
14 Арнольд Мэтью (1822–1888) – английский философ, поэт, литератор,
едва ли не самый влиятельный викторианский критик второй трети XIX в.,
профессор Оксфордского университета. По взглядам очень близок Толстому,
один из первых его ценителей в Англии.
15 В Юбилейном издании собр. соч. Толстого эта персоналия не была
идентифицирована. Аббат де Ванс (наст. имя Анри Франсуа д’Орш де Ванс
(Henri-Franзois d’Orches de Vence); 1676?–1749) – французский коммен-
татор Библии. Был гувернером юных лотарингских принцев (де Гизов), за-
тем настоятелем кафедральной церкви в Нанси. Под наблюдением де Ванса
издавалась Библия отца де Карьера в Нанси, к которой он добавил шесть
томов исследований и диссертаций о Ветхом Завете, два тома комментариев
к псалмам. Они придали большую значимость этому изданию, и вскоре его
стали называть Ванской Библией (la Sainte Bible de Vence). Она вышла из
печати в Нанси в 1738–1743 гг. в 22 томах. Затем переиздавалась много раз
в Париже, в 1837 г. вышла в 27 томах.
16 Фаррар Фредерик Вильям (1831–1903) – англиканский богослов,
экзегет, филолог и писатель викторианской эпохи. Был проповедником при
университетской церкви в Кембридже, затем капелланом при дворе короле-
вы Виктории. Автор книг «Жизнь Иисуса Христа» (рус. пер.: СПб., 1887)
и «Жизнь и труды Святого Апостола Павла» (рус. пер.: СПб., 1901).
17 Мф. 26, 3–5; 14–28 (37, 138); Мф. 26, 3–5 (37, 138); Мф. 26,
30–46 (37, 141); Мф. 26, 47–58; 69–75 (37, 142); Мф. 26, 59–68 (37,
143); Мф. 26, 59–68 (37, 143); Мф. 27, 15–23, 24–31, 39–44, 46–49
(37, 147).
18 Мф. 26, 63, 65, 66 (23, 167); Мф. 28, 20 (23, 168); Мф. 26, 28 (23,
187); Мф. 27, 11, 37 (23, 194); Мф. 26, 26–28 (23, 203); Мф. 28, 18 (23,
269

204); Мф. 28, 19 (23, 203); Мф. 28, 18–9 (23, 211); Мф. 28, 18–19 (23,
211); Мф. 28, 20 (23, 212); Мф. 28, 20 (23, 212); Мф. 28, 18–20 (23,
251); Мф. 28, 20 (23, 265); Мф. 28, 19 (23, 299).
19 Существует другой вариант этого фрагмента в «Круге чтения»: «Не
ты ли при старости говорил людям одно слово “Братья, любите друг друга”»
(41, 39).
20 «…Ведь душа обыкновенно становится христианкой, а не рождается
ею» (Те р т ул л и а н . О свидетельстве души. http://aleteia.narod.ru/tertul/
test.htm).
21 См. об этом: Е с а ул о в И . А . Категория соборности в русской
литературе. Петрозаводск, 1995. С. 268–269; Е с а ул о в И . А . По-
этика Л. Н. Толстого и православная культура: дискуссионные вопросы //
Лев Толстой и мировая культура: Материалы второго международного тол-
стовского конгресса. М., 2006. С. 21–31.
22 См.: ЛН. Т. 37–38. II. С. 257.
23 М. Л. Толстой, сын Л. Н. Толстого.
24 Л а з у р с к и й В . Ф . Дневник // Л. Н. Толстой в воспоминаниях
современников: В 2 т. М., 1978. Т. 2. С.