ОСНОВАНИЯ НЕГАТИВНОЙ ОЦЕНКИ ПРАВА У Л.Н. ТОЛСТОГО
Шевцов С.П.
В статье идет речь об основаниях негативной оценки права Л.Н.Толстого, показано, что Л.Н.
Толстой видел в праве только обман и оправдание насилия. Анализ работ Толстого в данной статье
показывает, что такое понимание права у него было основано на отказе от западноевропейского
понимания личности как источника права.
Ключевые слова: право, индивид, насилие.
Предмет исследования – природа права в учении Л.Н. Толстого. Целью
настоящей публикации является выявление оснований негативной оценки права в
трудах Л.Н. Толстого.
В 1909 году в ответ на одно из писем к нему Л.Н. Толстой обстоятельно излагает
причины своего негативного отношения к праву [1, с. 54-61]. Любопытно, что в
самом этом письме приводится отрывок из книги Л.И. Петражицкого, в котором тот
упоминает Толстого как противника права. Самый беглый анализ этого письма
может указать нам на два момента: к 1909 году Толстой уже достаточно известен как
противник права; при этом сам Толстой считает, что до сих пор он ясно своего
отношения к этому вопросу не излагал, в связи с чем и считает нужным свой ответ
опубликовать.
Теперь обратимся к содержанию письма, не затрагивая пока плана стилистики.
Толстой пишет, что, во-первых, он сам в свое время увлеченно пытался вникнуть в
смысл теории права (на втором курсе университета), но оказался не в силах понять
эту науку. Во-вторых, что никакого особого учения относительно права (и чего-либо
другого) у него нет и не было. («Учения у меня никакого нет и не было. Я ничего не
знаю такого, чего не знали бы все люди» [1, с. 60-61]). Вместе с тем, в-третьих,
исходя из того, что «знают все люди», Толстой пишет, что право представляет собой
разрешение тем, кто обладает властью, для самих себя заставлять делать других то,
что выгодно властвующим; для тех, кто властью не обладает, правом называется
разрешение делать все, что им не запрещено.
Таким образом, Толстой все же полагает, что он в конечном итоге постиг
сущность права, но исходя при этом не из самой науки о нем, а обратившись к ней
извне, через усвоение самых общих и всем известных вещей. При этом следует
отметить в целом крайне негативную оценку Толстым права и всего, связанного с
ним: право – суеверие и обман, в котором «нет ничего, кроме самого гадкого
мошенничества, желания не только скрыть от людей сознаваемую всеми
нравственно-религиозную истину, но извратить ее, выдать за истину самые жестокие
и противные нравственности поступки: грабежи, насилия, убийства». И далее: «Едва
ли в каком-либо другом случае доходили до таких пределов и наглость лжи и
глупость людей» [1, с. 57].
Анализ данной работы позволяет выделить два узловых момента при
рассмотрении отношения Толстого к праву в теоретическом плане. Момент первый и
69
Основания негативной оценки права у Л.Н. Толстого
основной: насколько последовательно и строго из своего общего мировоззрения
Толстой выводит данную оценку права. Момент второй: как формировалось это
отношение – Толстой сам указывает на тот факт, что к своему нынешнему
убеждению он пришел не сразу.
Толстой, начиная говорить о сущности права, сразу оговаривает, что он будет
«рассуждать не по «науке», т.е. не по атрибутивно-императивным переживаниям
(здесь он иронически цитирует Петражицкого. – С. Ш.), а по общему всем людям
здравому смыслу». Выходит, что и анализ его рассуждений должен строиться на
«здравом смысле». При отсутствии явных противоречий и несоответствий, некоторое
нарушение логической или композиционной строгости будет вполне естественным,
учитывая полемический пафос данного текста. Кроме того, в нашу задачу не входит
оценка логической или доказательной состоятельности аргументов Толстого или
какая-либо другая оценка. Нас будут интересовать глубинные основания такого
взгляда. В этом отношении «Письмо» можно разделить на саму характеристику
права и на изложение взглядов Льва Николаевича. Если опустить характеристики
оценочные, то оставшиеся сущностные следует признать несомненно верными. (1)
Право – разрешение властьимущих, данное самим себе, на принуждение
подвластных им. (2) Право подвластных – на то, что не запрещено. Далее Толстой
это раскрывает на примерах государственного, гражданского, уголовного и
международного права. Во всем ходе рассуждений Толстой остается
последовательным, добавляя в конце, что право – прямое оправдание насилия
властьимущих. Это не новый пункт, просто «принуждение» из (1) раскрывается как
насилие.
Особым пунктом можно выделить ту оценочную характеристику, которую
Толстой дает праву и юристам. Право – едва ли не худшее, что есть в мире вообще.
Право – обман, который выступает главной причиной безнравственности людей
нашего христианского мира, право неизбежно развращает людей даже хуже, чем
богословие. Право прямо преследует цель – оправдать существующее зло. «Когда
какой-нибудь шах персидский, Иоанн Грозный, Чингисхан, Нерон режут, бьют
людей тысячами, это ужасно, но все-таки не так ужасно, как то, что делают г-да
Петражицкие и им подобные. Эти убивают не людей, а все то святое, что есть в них»
[1, с. 56].
Если временно оставить в стороне оценочную характеристику права Л. Толстым,
и обратиться только к содержательным пунктам, то надо признать, что даже самый
отчаянный сторонник права, сам Л. И. Петражицкий не мог бы отрицать
справедливости данных тезисов. Единственное возражение возможное здесь – это
признание такой характеристики неполной, возможно, настолько неполной, что
вторичные свойства (привходящие признаки) занимают место первичных
(существенных) и полностью меняют картину. Отрицать стоящее за правом насилие
едва ли возможно, и естественно, что насилие находится в руках сильных, в первую
очередь – государства. Возникает вопрос, вокруг которого намечаются пути
расхождения: насилие ради чего? В одном случае кто-либо (защитник права) будет
говорить, что для избежания хаоса и еще большего, уже ничем не сдерживаемого
насилия, в другом случае (Толстой), речь будет идти о том, что насилие никогда не
приводит к чему-либо, кроме другого насилия, и порядок обеспечить насилием
можно только в том случае, когда это несправедливый и противоестественный
порядок. Вне сомнения, Толстой знал аргументы защитников права и учитывал их.
70
Шевцов С.П.
Мне пришлось столь подробно изложить эти достаточно общие места ради того,
чтобы попытаться взглянуть на проблему глубже. Суть дела начинается именно с
вопроса «ради чего?» Толстой считает саму постановку этого вопроса
неправомерной. Он отвергает насилие в любом виде, всякое насилие, полагая, что это
– зло, а от зла ничего хорошего произойти не может. Он готов принять насилие
только как факт, как реальность, требующую признания и искоренения, а так как
искоренить его сразу невозможно, то оно может существовать лишь как пережиток
прошлого, неизменно убывая с каждым новым шагом становящегося разума. Именно
разум должен преодолеть насилие как остаток неразумной дикости, отсюда то
огромное значение, которое Толстой придавал образованию (правильному) и
внутреннему совершенству. Защитник права ставит вопрос иначе: право для него –
инструмент коллективного насилия против насилия личностного, индивидуального.
Здесь этот оппонент Толстого будет в той или иной мере опираться на учение
Гоббса, согласно которому правовой порядок (возникающий одновременно с
государством) останавливает естественную войну всех против всех (bellum omnium
contra omnes – о которой Гоббс пишет в XIII главе «Левиафана» [2]). Обе стороны
признают, что право – инструмент в руках сильного, но одна сторона считает, что
«сильный» – это всегда небольшая группа (властьимущие) хитростью и обманом
присвоившие себе это право, а другая, что подобная ситуация – лишь частный
случай, в принципе же сильнейшей стороной является все общество, и именно его
интересы должно выражать право.
Возникает достаточно запутанная картина. Обе стороны считают, что люди на
определенном уровне одинаковы и равны друг другу; именно равенство служит,
согласно Гоббсу, причиной взаимного недоверия, а недоверие неизбежно приводит к
войне [2, с. 94]. Толстой же считает, что именно равенство и сходность людей могут
служить основой их взаимной благополучной жизни вне государственных и
правовых установлений. Здесь, таким образом, обнаруживается принципиальное
разногласие во взглядах на природу человека. Л.И. Петражицкий понимает это не
хуже Л.Н. Толстого: «В основе этих воззрений... лежит незнание природы и значения
и той и другой ветви человеческой этики». То, что он говорит о природе в связи с
этикой, указывает, что речь идет о природе человека (или общества). И все же
методологически эти позиции очень близки – за каждой из них стоит теоретическая
реконструкция плюс определенный исторический опыт. Поскольку нас интересует
позиция Л. Толстого, то нам для уяснения ее необходимо обратиться к его
представлениям о человеке, но работ, посвященных проблеме человека, мы среди его
сочинений не найдем.
В рассматриваемом «Письме» об этом сказано довольно бегло: «Знаю же я со
всеми людьми, с огромным большинством людей всего мира то, что все люди
свободные, разумные существа, в душу которых вложен один высший, очень
простой, ясный и доступный всем закон, не имеющий ничего общего с
предписаниями людей, называемыми правами и законами. Высший закон этот, самый
простой и доступный всякому человеку, состоит в том, чтобы любить ближнего, как
самого себя, и потому не делать другому того, чего не хочешь себе. Закон этот так
близок сердцу человеческому, так разумен, исполнение его так несомненно
устанавливает благо как отдельного лица, так и всего человечества и так одинаково
был провозглашен закон этот всеми мудрецами мира, от Ведантистов Индии, Будды,
Христа, Конфуция до Руссо, Канта и позднейших мыслителей, что если бы не те
коварные и зловредные усилия, которые делали и делают богословы и правоведы для
71
Основания негативной оценки права у Л.Н. Толстого
того, чтобы скрыть этот закон от людей, закон этот уже давно был бы усвоен
огромным большинством людей, и нравственность людей нашего времени не стояла
бы на такой низкой степени, на которой она стоит теперь» [1, с. 61].
Несмотря на старательно простую форму изложения, фрагмент этот вызывает
много вопросов. Толстой не разъясняет здесь того, что он понимает под «свободой» и
«разумностью», а эти понятия трудно признать однозначными. Например, «свобода»
у любимого Л. Толстым Ж. Ж. Руссо существенно отличается от «свободы» у А.
Шопенгауэра, которого Лев Николаевич открыл для себя позже, но ценил не менее
высоко. И совсем уж неясно, почему Толстой, прекрасно сознавая исторический
характер возникновения богословия и юриспруденции, считал именно их
ответственными за нынешнюю низкую степень нравственности.
У Толстого нет явно представленной истории развития человеческого общества,
которую можно найти, например, у Руссо [3]. Лишь в некоторых своих
публицистических работах он бегло будет обозначать общие закономерности
развития человечества. Таким образом, нам придется обратиться к другим, более
ранним работам (в данном случае – лишь к некоторым), чтобы прояснить
становление представлений Толстого о праве, человеке и обществе. Сделаем это в
самом общем виде, выбрав избранные моменты жизни.
Впервые Толстой заинтересовался правом во время учебы в казанском
университете (1846 – 1847). После первого курса он переходит с факультета
восточных языков на юридический факультет. Отношения с правом, однако,
складываются сложно. Биограф Толстого Н.Н. Гусев утверждал, что Толстой не имел
склонности к юридическим наукам [4, с. 230]. Кроме двух четверок, полученных по
энциклопедии права и русскому государственному праву (оба предмета читал
адъюнкт А. Г. Станиславский), остальные оценки свидетельствуют о слабом интересе
к учебе: три двойки (по юридическим дисциплинам) и отсутствие оценок по шести
предметам (из них юридический один) [5, с. 342]. А.Г. Станиславский, был, по всей
видимости, учеником К.А. Неволина, чей учебник по энциклопедии права Толстой,
по его признанию, старательно изучал «не для экзамена только» [1, с. 60]. Неволин
же, в свою очередь, был сторонником гегелевского подхода к праву, а также близок
исторической школе (близкой Гегелю в отношении роли истории). Тогда же, на
втором курсе, Толстого заинтересовала тема, предложенная ему профессором
Маейером (несмотря на то, что по его предмету – истории русского гражданского
права – Толстой получил двойку) о сравнении «Наказа» Екатерины с «Духом
законов» Ш.Л. Монтескье. Это увлечение заставило молодого человека снова
обратиться к работам любимого им Ж.Ж. Руссо, чье влияние на себя писатель
признавал сам. Далее мы вступаем в область догадок, но можно с большой
вероятностью предположить, опираясь на поздние отзывы Толстого, что теории
права Гегеля и Савиньи Толстой противопоставил теорию права Монтескье и Руссо,
покоящихся на совершенно иных основаниях. Вообще к исторической науке и
историческому подходу в частных науках Толстой в то время относился весьма
скептически: «…они хотят решить философские вопросы исторически, забывая то,
что история есть одна из самых отсталых наук и есть наука, потерявшая свое
назначение. (…) История есть наука побочная» [6, с. 60].
По прошествии чуть более двадцати лет в эпилоге «Войны и мира» Толстой
выразил мысль о бессилии науки права ответить на вопросы, относящиеся к живому
историческому развитию общества. «…Наука права может рассказать подробно о
том, как, по ее мнению, надо бы устроить власть и что такое есть власть, неподвижно
72
Шевцов С.П.
существующая вне времени; но на вопросы исторические о значении
видоизменяющейся во времени власти она не может ответить ничего» [7, с. 308].
Таким образом, к 1869 году (году написания второй части эпилога) Толстой полагает,
что наука о праве – чисто теоретическая и способна описывать лишь некоторую
модель, некоторое идеальное общество, не развивающееся, не существующее во
времени. То есть, наука о праве – своего рода утопия. Правда едва ли случайно
Толстой добавляет, что наука эта способна рассказать, «что такое власть».
Вторая часть эпилога в целом посвящена исторической науке и человеку в
истории. Взгляд Толстого на историю заметно изменился: он по-прежнему низко
оценивает историков и достижения истории как науки, но признает необходимость
исследовать общество и человека в их развитии. Забегая вперед, мы можем сказать,
что для Толстого вопрос об историческом измерении при исследовании
человеческого общества станет одним из основных. Примерно в то же время, когда
писалось «письмо студенту о праве», в апреле 1909 года, Толстой работал над
статьей «Неизбежный переворот», в которой он напишет следующее: «Много есть
суеверий, от которых страдают люди, но нет более общего, более губительного по
своим последствиям суеверия, чем то, по которому люди уверяют себя в том, что
сознание человечества (то, которое выражается учениями о смысле жизни и о
вытекающем из него руководстве поведения, называемыми религиями), что это
сознание может остановиться и быть одно и то же во все времена жизни людей» [8, с.
85]. При этом никакого возвращения к Гегелю или «исторической школе» не было,
принцип «историчности» у Толстого скорее был противоположным – не освящение
традицией, а постоянное обновление, нахождение новых форм для осуществления
некой неизменной сущности во все новых условиях.
В том же эпилоге «Войны и мира» Толстой излагает свой взгляд на проблему
свободы человека (именно в связи с историей). Секретарь, а впоследствии биограф
писателя Н.Н. Гусев так суммирует этот взгляд: «Существуют, как полагает Толстой,
две категории поступков, в одной из которых человек свободен, а в другой не
свободен. Свободен человек в тех поступках, в которых он не связан с другими
людьми; не свободен – в тех, в которых его деятельность связана с деятельностью
других» [4, с. 810].
К этому же периоду относится и увлечение Толстого философией А.
Шопенгауэра, что достаточно важно для уяснения взглядов позднего Толстого на
человека и его свободу, общество, историю и многое другое. Б. Эйхенбаум не
сомневается, что это увлечение Толстого оставило свои следы в рассуждениях
эпилога «Войны и мира» об исторической науке и о свободе воли [5, с. 95]. Но тот же
исследователь отмечает и другую сторону: «надо помнить, что Толстой – совершенно
особый читатель: он никогда не входит в систему, мировоззрение чужого автора, а
только берет и ассимилирует себе отдельные элементы, задевающие его за живое» [5,
с. 123 – 124].
Таким образом, к возрасту сорока лет Толстой окончательно отвергает
гегелевскую философию права и историческую школу права Ф.К. Савиньи. При этом
он все же оставляет место для философии права Монтескье и Руссо, оценивая их как
своего рода утопию. Связь науки права с представлением о свободе воли отдельного
человека видится Толстым через общество, в котором человек остается несвободен, в
то время как по своей природе он сохраняет свободу действий. Особо писатель
выделяет богословскую теорию права как единственно стройную и
последовательную, но неприменимую в современном мире. Сам Толстой в тот
73
Основания негативной оценки права у Л.Н. Толстого
момент, по позднему признанию, был нигилистом «в смысле отсутствия всякой
веры» [9, с. 304].
Спустя еще двадцать с лишним лет Толстой в трактате «Царство Божие внутри
вас» (1890 – 1893) вновь затрагивает вопросы права. К этому времени он пережил
жизненный кризис, в его мировоззрении произошел перелом, одним из моментов
которого было принятие учения Христа. Но сразу отметим, что вера эта не сделала
Толстого приверженцем богословской теории права и богословия вообще. Учение
Христа в понимании Толстого стояло куда ближе революционному взгляду все того
же Руссо, чем примирительному и оправдательному взгляду Гегеля или историка
С.М. Соловьева (с которым Толстой вел полемику в семидесятые годы в отношении
взглядов на роль государства и правительства). Отметим также, что и от взглядов
Руссо Толстой в этот период был весьма далек, но при этом сохранял в отношении
его некоторую симпатию и оставался «верен общему духу Руссо даже в самих своих
отклонениях» от его учения [10, с. 125]. Не случайно чем с большей настойчивостью
отстаивал и выражал Толстой свой взгляд на учение Христа, тем дальше оказывался
он от норм и канонов православной церкви, что и привело в конечном итоге к
отлучению Толстого от церкви в 1901 г.
В трактате «Царство Божие внутри вас» Толстой уже очень близок той позиции в
отношении права, которую он выразил в «Письме студенту о праве». Это позволяет
нам не рассматривать подробно все упоминания о праве в этом довольно-таки
объемном тексте, а выделить лишь некоторые моменты, новые по отношению к
«Письму» и приблизиться к основаниям толстовского понимания права.
Трактат «Царство Божие внутри вас» главным образом посвящен непротивлению
и аргументации против насилия в любых формах. Ненасилие при этом представлено
как корень учения Христа (и поэтому все государственные и церковные структуры
ничего общего с христианством иметь не могут – «Даже как-то смешно говорить о
властвующих христианах» [11, с. 191]). При этом непротивление злу представлено не
как пассивное терпение, а скорее как осознанное прямое и открытое действие любви,
направленное на нравственное преобразование обеих сторон.
Именно нравственное преобразование и оказывается для Толстого основным
моментом его понимания личности. «Вся жизнь историческая человечества есть не
что иное, как постепенный переход от жизнепонимания личного, животного к
жизнепониманию общественному и от жизнепонимания общественного к
жизнепониманию божескому». Вся история «заканчивающаяся историей Рима, есть
история замены животного, личного жизнепонимания общественным и
государственным. Вся история со времени императорского Рима и появления
христианства есть, переживаемая нами и теперь, история замены государственного
жизнепонимания божеским» [11, с. 70]. Такова общая картина истории, согласно
представлению Толстого, и основание для такой замены и обращения человека – его
разум. Разум Толстой понимает в чем-то следуя Канту (но далеко не во всем): это
обращение к своей душе, открытие внутри себя ясного и простого нравственного
закона (Толстой не устает повторять, что даже самые плохие люди знают в душе, что
хорошо, а что плохо) и осуществление этой нравственной нормы в своей
повседневной деятельности. Препятствует этому как раз сложившаяся система
власти и неравенства, держащаяся главным образом на насилии («Основа власти есть
телесное насилие» [11, с. 132]), но использующая для своего оправдания методы
устрашения и гипнотизации, одним из которых является наука о праве.
74
Шевцов С.П.
Сложнее обстоит дело с пониманием свободы у Толстого, здесь остается много
неясного. Он использует его не так уж часто, но мне не удалось найти ни единого
случая разъяснения, что именно понимает Толстой под свободой. Он критикует
понимание свободы у Руссо как основанное на праве, так как, по его мнению,
человек может отставать свои права, только унижая и оскорбляя других [10, с. 137].
Но все же неясно, полагает ли Толстой свободу некоей внутренней природой или она
все же должна обязательно выражаться в общении с другими людьми (что, например,
отвергал Шопенгауэр). Можно только предположить, что «свободой» Толстой
называл некую внутреннюю гармонию человека со своей деятельностью в
окружающем мире. В этом случае едва ли не главной узловой составляющей такой
свободы будет спокойная совесть. Толстой, мучительно искавший сам свободы,
чувствовавший почти всю жизнь себя скованным некими незримыми узами, мог
понимать свободу как жизнь согласно открытыми разумом принципам среди таких
же единомышленников. Толстой никогда не искал свободы для одного себя, что и
порождало бесконечные его трудности существования в семье. Даже его первые
детские воспоминания связаны со стремлением высвободиться из каких-то пут,
приводя их, В.Б. Шкловский делает совершенно верный вывод: «Толстой всю жизнь
хотел освободиться; ему нужна была свобода» [12, с. 18]. Но надо отметить также,
что, во-первых, Толстой не мыслил свободы лишь для себя – именно с этим связана
его страстная публицистическая деятельность, принесшая ему столько
неприятностей и разочарований, но ставшая главным делом его второй (и как он сам
считал – сознательной) половины жизни; а во-вторых, он не мыслил эту свободу как
правовую, гражданскую или политическую.
Толстой представлял себе свободу примерно так, как он описывал изменение
своей жизни после решения заняться физическим трудом. «Оказалось, что стоило
мне сделать физический труд привычным условием своей жизни, чтобы тотчас же
большинство моих ложных, дорогих привычек и требований при физической
праздности сами собой, без малейшего усилия с моей стороны, отпали от меня. Не
говоря уже о привычках обращать день в ночь и обратно, о постели, одежде,
условной чистоте, прямо невозможных и стесняющих при физическом труде, пища,
потребность качества пищи совершенно изменились. Вместо сладкого, жирного,
утонченного, сложного, пряного, на что тянуло прежде, стала нужна и более всего
приятна самая простая пища: щи, каша, черный хлеб, чай вприкуску» [13, с.384].
Физический труд понимается здесь как освобождение – это характерно для Толстого,
он не мыслил человека вне физического труда и труд этот был направлен не на
удовлетворение исключительно собственных потребностей, но на благо всех
близких.
«Отречение от животного блага ради духовного есть последствие изменения
сознания. Если это изменение сознания совершилось, то, что казалось отречением от
этого изменения, представляется уже не отречением, а только естественным
удалением от ненужного», – пишет Толстой в «Круге чтения» от 4 августа. Вообще
идея самоотречения и жертвы очень близка Толстому, но только в связи с духовным
преобразованием на основе веры и разума. Жертвенность ради государства, всякого
рода патриотизм казались Толстому отвратительными.
В итоге мы приходим к той формуле, которую в письме от 30 марта 1908 года
(одобренным самим Толстым) помещает Н. Н. Гусев, в тот момент его секретарь:
«Все учение Льва Николаевича в том, чтобы усилиями духа освобождаться от
личности…» [4, с. 130]. О том же гораздо раньше писал Л. Оболенский, что согласно
75
Основания негативной оценки права у Л.Н. Толстого
учению Толстого, «нужно стремиться к подавлению своей личной воли.., то есть
уничтожить свою личность» [14, с.171]. Такое понимание личности, раскрываемое
через своеобразно трактуемые категории разума и свободы, лежит в основе
негативного отношения Толстого к праву. То, что сам Толстой в том же «Письме к
студенту о праве» связывает это отношение к своему отношению к собственности и
насилию представляет собой лишь первый слой аргументации. Руссо также
негативно относился к собственности, но совершенно иначе понимал разум и
свободу, а следовательно, и личность. Он, например, категорически возражает на
утверждение Пуфендорфа о возможности человека лишить себя части свободы,
передав ее в чью-либо пользу [3, с. 128].
Доказательство выдвинутого здесь тезиса, безусловно, не является строгим. Но
тот факт, что Толстой, неоднократно касаясь вопросов права в течение своей жизни,
ни разу не счел нужным (до 1909 года – до «Письма») сделать его центральной
проблемой одного из своих сочинений, тот факт, что право рассматривалось им в
связи с проблемами истории, религии, духовного развития человека – все это говорит
нам, что вопрос о праве, при всей его важности для русского общества того времени
и при широкой известности столь категоричного и радикального отношения
Толстого к праву, вопрос этот был для Толстого побочным, вытекающим из его
негативного понимания личности.
Выводы. Толстому обычно приписывают отказ от исторического прогресса и
идеализацию патриархальной общины. Рассмотренные выше сочинения под углом
отношения к праву и человеку позволяют сделать вывод о том, что такой взгляд не
вполне верен. Толстой был сторонником прогресса, но считал важнейшим прогресс
нравственный, а не научный или технический, а нравственный прогресс, с его точки
зрения, опирался на преодоление себялюбия, эгоизма и отвратительных привычек,
возникших в ходе истории, то есть на отрицание большей части того, что понимает
под «личностью» западная философия. Что касается крестьянской общины, то он
видел в ней скорее модель, возможность такого бытия человека и общества, но вовсе
не стремился «свести» к такой общине человечество, прекрасно понимая многие ее
недостатки. Ведь ни одна община не ставит своей задачей нравственное
преобразование человека. Толстой стремился «поднять» общество до общины
подобной крестьянской, но стоящей на совершенно ином уровне и добиться этого
можно было только каждому самостоятельно на основании собственного разума и
веры.
Список литературы
1. Толстой Л.Н. Письмо студенту о праве / Л. Н. Толстой // Полное собрание сочинений. Т. 38. –
М., 1936. – С. 45-65.
2. См., напр.: Гоббс Т. Левиафан, или Материя форма и власть государства церковного и
гражданского / Т. Гоббс // Сочинения в 2-х тт. Т.2. – М.: Мысль, 1991. – 95 с .
3. Руссо Ж.Ж. Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми / Ж.Ж.
Руссо // Об общественном договоре. Трактаты / Ж.Ж. Руссо. – М.: «КАНОН-пресс», «Кучково поле»,
1998. – 442 с.
4. Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии. Т.1. / Н.Н. Гусев. – М.:
Издательство АН СССР, 1954. – 354 с.
76