татарский мир №15 (2003) -чети- български свят






Азат Ахунов
старший научный сотрудник Татарской-чети- българска
энциклопедии АН Республики
Татарстан-чети Булгаристан

Лев Толстой и татары-чети- българите -мюсюлмани в Руската империя
(чети в текста не татари а българи -мюсюлмани)
В татарской прессе 1905-1907 гг., в пору бурного национального возрождения татар, Льву Толстому уделялось столько внимания, сколько не доставалось всем другим русским писателям, вместе взятым.
Толстого необычайно волновали религиозные вопросы. В частности, ислам или, как тогда говорили, магометанство. Татары знали об этом и писали ему о своей вере: спрашивали, советовались, спорили. Он отвечал им.
Татары не только писали Толстому — ехали к нему в Ясную Поляну.
О содержании диалога татар и Льва Толстого рассказывает эта публикация «ТМ».

Тема "Толстой и татары" необычайно обширна. В конце XIX — начале XX веков не осталось, пожалуй, ни одного татарского писателя или общественного деятеля, который в той или иной мере не обращался бы к творчеству и учению Льва Николаевича Толстого…

Толстой в татарских переводах
К концу XIX века имя Толстого становится известным не только на Западе, но и на Востоке. Активная переписка русского писателя с известными лидерами восточного мира (индус Махатма Ганди, египтянин Мухаммет Абдо и др.), популяризация его идей в мусульманской прессе сыграли свою роль: творчество и общественная деятельность писателя начинают интересовать многих — от величавых сановников до самых простых людей. Люди на Востоке хотели знать как можно больше об этом неординарном человеке, желали поближе познакомится с его идеями и произведениями, о которых так много писала пресса. Образованная часть восточной интеллигенции берётся за переводы работ Льва Толстого. Поначалу эти переводы выполняются с европейских языков, а позже непосредственно с русского оригинала.
Казанские татары, которые тогда в большей степени ориентировались на Восток, чем на Европу, не могли остаться в стороне от процесса изучения и популяризации идей Льва Толстого и, говоря современным языком, поддались общей моде. По мнению казанского литературоведа Октября Кадырова, первым переводчиком Толстого стал татарский просветитель Каюм Насыри. В 1886 году он переложил на татарский язык небольшую толстовскую брошюру "Вино — яд". Выбор, видимо, объяснялся небольшим объёмом книжки и её содержанием, поскольку Насыри был ярым пропагандистом здорового образа жизни. К сожалению, этот перевод не был издан.
Как это ни странно, но в качестве второго сочинения для татарского перевода было избрано ещё одно произведение Толстого с "алкогольным" названием (ещё факт: в 1899 году татарский религиозный деятель Габдрашит Ибрагимов просил в своём письме к Льву Толстому дать разрешение на перевод книги "Для чего люди одурманиваются"). В 1888 году Ибрагим Терегулов перевёл на татарский язык комедию Толстого "Первый винокур". В феврале 1889 года он представил свою работу на рассмотрение цензурного комитета, который ничтоже сумняшеся поставил жирный крест на переводе Терегулова. В цензорском отзыве на работу Терегулова отмечалось, что "для магометан, не пьющих вино, перевод подобной брошюры практической пользы принести не может, но будет лишь способствовать неправильному воззрению тюрков на русский народ". Цензурные препоны помешали Ибрагиму Терегулову войти в историю в качестве первого издателя произведения Льва Толстого на тюркском языке. Забегая вперёд, скажем, что пальма первенства в этом деле досталась азербайджанцам, которые в 1896 году первыми издали Толстого на своём родном языке.
"Оттепель" 1905 года способствовала развитию культурной жизни казанских татар-(чети българи) Как на дрожжах растут тиражи многочисленных татарских газет и журналов, издаются книги сотен наименований, повсюду открываются новометодные школы. Начинают издаваться и произведения Льва Толстого в татарском переводе. В 1906 году Габдулла Тукай выносит на суд публики свои переводы толстовских рассказов "Ильяс" и "Дорого стоит", позже он переводит рассказ Толстого "На воде". Наряду с татарскими писателями Сагитом Рамеевым, Даутом Губайди, Махмудом Галяу-Марджани, Идрисом Богдановым и другими за дело берутся любители и даже школьники. Так, в 1909 году выходит перевод ученика начальной школы Габдрахмана Абызова. Он избирает для перевода наиболее близкие ему по духу рассказы для детей. В предисловии к его книге издатели отмечают, что "настоящий перевод печатается прямо с авторского экземпляра, без каких-либо исправлений, как свидетельство творческой одарённости, которой могут обладать даже маленькие дети". Ещё пример: будущий известный политик Мирсаид Султан-Галеев, а тогда ученик первого класса Татарской учительской гимназии переводит рассказы Толстого "Свечка", "Упустишь огонь — не потушишь".
Отдельная тема — отражение жизни и творчества Льва Толстого в татарской периодической печати. Это и переводы его произведений, и заимствованные из русских газет материалы о творчестве и мировоззрении русского писателя, и хроника его трудных отношений с властью, и самостоятельные статьи на толстовскую тему. В 1908 году, когда во всём мире отмечалось 80-летие Льва Толстого, "толстовская" тематика стала чуть ли не доминирующей в татарской прессе в течение всего года. Газеты и журналы как будто соревновались друг с другом — кто даст больше материалов о писателе. Не будет ошибкой сказать, что в татарской прессе 1905-1917 годов Льву Толстому уделялось столько внимания, сколько не доставалось всем другим русским писателям вместе взятым.

Переписка с татарами-(българи-мюсюлмани)
Благодаря тому, что в начале XX века в татарскую и русскую периодическую печать попала переписка Льва Толстого с татарами, она стала широко известна. Позже она почти полностью попала в Полное собрание сочинений писателя.
О чём же писали татары великому писателю? Чаще всего к Льву Толстому обращались за разрешением опубликовать то или иное его произведение. Например, в 1901 году Шарафетдин Шахидуллин просит разрешения на перевод рассказа "Хозяин и работник", в 1905-м Мухаммад-Юсуф Казаков просит дать разрешение перевести "Мысли мудрых людей", в том же году с аналогичной просьбой обращается Мухаммад-Гариф Габидов. Таких примеров десятки. Видимо, корреспонденты Толстого не знали, что писатель предоставил всем желающим свободное издание своих произведений, написанных им после 1881 года. Ещё раз Толстой напомнил об этом в 1908 году в своём ответном письме служащему книжного магазина в Семипалатинске Р.М.Елькибаеву, который хотел опубликовать свой перевод одного из толстовских произведений. Помимо решения чисто формальных вопросов, татары не упускали возможности выразить писателю своё восхищение его творчеством, его твёрдой позицией в противостоянии с официальной православной церковью.
Одним из первых к Толстому обратился преподаватель уфимской гимназии С.Г.Султанов, который в 1896 году сообщил писателю, что он начал работу по распространению толстовских произведений среди своих единоверцев путём их перевода. Помимо всего прочего, в своём письме он выражал глубокую признательность мыслителю за его религиозно-философские идеи.
Интересна переписка Льва Толстого с ещё одним татарином — Шейх-Касимом Субаевым из Казани. "Великому учителю нравственности" — такими словами Субаев начал своё письмо к Толстому. "Я от имени всех мусульман России приношу благодарность за то, что Вы учили нас и вообще народы без различия вероисповедания и национальности. И кроме того, Вы, великий учитель жизни, трудились, описав жизнь башкир в маленьком, но ценном произведении — рассказе "Ильяс", который я перевёл и издал в количестве 1600 экземпляров…". Относительно своей работы Субаев пишет следующее: "Цель моего перевода — ознакомить мусульман с вашими великими словами и отблагодарить (Вас) к Вашему 80-летнему юбилею…".
Наибольший же резонанс в то время в России вызвала переписка Толстого с татарином Асфандияром Воиновым. Возмущённый определением Синода от 22 февраля 1901 года об отлучении Льва Николаевича от церкви, Воинов пишет ему из Стамбула: "Признаюсь, прочитав об их обращении с Вами, я содрогнулся за Вас, да спасёт и побережёт Вас Всемогущий". Он обращается к писателю как к своему единомышленнику, точнее, единомышленнику всех российских мусульман, которые были так же беззащитны перед лицом официальной власти. Кроме того, восхищение татарского корреспондента Толстого вызывает преданность писателя своим убеждениям, твёрдость и непоколебимость его позиции. "Таких людей, как наш дорогой учитель и мировой писатель (не будет сказано в льщение), рождают не годы, а века, а особенно старая матушка Россия родила в 2000 лет только одного в лице дорогого нашего графа Л.Н.Толстого, да просветится его душа теперь и в будущем вечною, незабвенною памятью!", — пишет Воинов Толстому.
За этими несколько вычурными и напыщенными строками кроется желание Воинова понравится писателю, чтобы завязать переписку с ним. Уже с первого письма выясняется, что Асфандияра Воинова больше всего интересует отношение великого писателя к исламу. Воинов пишет Толстому: "Переходя к Вашему веровосстановлению и понятию, вижу, что Вы признаёте и верите во единого Бога. Это очень хорошо. Это самое есть вера ислама и учение пророка". Толстой вполне доброжелательно отвечает на письма из Стамбула. "Ваше согласие с главными пунктами моего верования, выраженного в ответ Синоду, очень было мне радостно. Я очень дорожу духовным общением с магометанами", — пишет он в ответ Воинову.

Толстой и ислам
Переписка Асфандияра Воинова с Толстым привлекла внимание властей и была изучена самым пристальным образом. Она показалась им крайне опасной. Растущий авторитет русского писателя среди российских мусульман требовал немедленного ниспровержения. Дело дискредитации писателя было поручено казанскому миссионеру Якову Коблову, который выступил с большой "разоблачительной" статьёй "Граф Л.Н.Толстой и мусульмане" ("Православный собеседник", 1904. — Ч.I. — С.622-633; 888-916). Статья была полностью основана на переписке Воинова с Толстым, но об этом в материале не говорилось ни слова.
Я.Коблов приводил цитаты из писем Толстого, в которых тот высказывал своё видение различных сторон мусульманской религии. "Учение тариката и суфиев мне известно. Учение это очень высокое; по моему мнению, недостаток его состоит в том, что по этому учению сознание в себе Бога допускается только для некоторых людей вследствие особенного для этого приготовления постом и молитвою, тогда как сознание в себе Бога есть свойство всякого человека, так как душа человека есть частица Божества", — писал Толстой Воинову.
В данном случае русский писатель вёл речь о мистическом направлении в исламе — суфизме, среди последователей которого было немало татарских мулл. Главной целью суфиев был Аллах, к которому они пытались приблизиться за счёт внутренней духовной работы, а также при помощи зикров (поминаний Аллаха) и бдений. Говоря иначе, это была духовная работа, которая необходима любому искренне верующему человеку. В своём восприятии ислама Толстой отдавал предпочтение суфизму, который ввиду своей направленности на внутренний мир человека, на его душу наиболее импонировал мироощущению писателя.
В своём ответном письме в Ясную Поляну Асфандияр Воинов позволил себе не согласиться с точкой зрения русского мыслителя. Он писал Толстому: "…В первом письме Вы говорили о Вашем знакомстве с учением тариката и суфиев; отдавая должную дань высоте этого учения, Вы находите в нём тот недостаток, что по нему познание Бога есть удел только некоторых людей, достаточно подготовивших себя воздержанием и молитвою. Простите — это указывает на Ваше неполное знакомство с тарикатом, так как сведения Ваши, очевидно, почерпнуты не из первоисточников, а из поверхностных пересказов о суфизме ориенталистов. Воздержание, нравственная жизнь, помышления о Боге служат средством к приближению человеческой души к Богу, но не для того, чтобы человек был в состоянии постичь своими чувствами существование Бога. Мы не можем согласится с Вами, что душа человека есть частица Божества, но что душа человека способна постичь Бога, так как, по нашему учению, в душу человека взирает Бог и тем, так сказать, возвышает её до общения с Собою, и под силою взгляда Божия душа самого отчаянного неверующего способна воззвать к Нему".
Этот момент в переписке Толстого и Воинова вызвал насмешки Коблова. Миссионер отвергает духовную составляющую мусульманской религии и подвергает исламское учение остракизму. "Мухаммеданству чуждо учение о близком, тесном единении человека с Божеством. Все творения, по учению Корана, как духовно-разумные, так и вещественные, суть только слепые орудия Бога", — пишет он в своей статье в "Православном собеседнике" и к тому же даёт совершенно ложную информацию, утверждая, что "среди казанских татаров суфитов нет и они их не терпят".
Являясь ярким противником догматов в любой их форме, в другом своём письме Воинову Толстой подвергает критике основные постулаты канонического ислама. "Мухаммеданство будет хорошим учением и совпадает с учением всех истинно-религиозных людей только тогда, когда откинет слепую веру в Магомета и Коран и возьмёт из него то, что согласно с разумом и совестью всех людей".
На этом тезисе русского писателя Яков Коблов делает особый акцент в своей статье, отмечая, что Толстой тем самым выразил своё окончательное отношение к исламу: ведь "отрицание пророка Мухаммада и Корана не что иное как отрицание всего ислама". Конечно, татарский корреспондент Льва Толстого также не мог оставить без ответа это высказывание русского писателя. "…Очень странным показалось нам Ваше мнение о магометанстве, — мнение шаблонное, пережиток средневековых предрассудков, как оказывается, доныне властвующий над умами таких людей, как Лев Толстой. Вы говорите, что магометанство тогда станет "хорошим учением, когда откинет слепую веру в Магомета и Корана, а возьмёт из него то, что согласно с разумом и совестью всех людей". Значит, и по-Вашему там есть согласное с разумом и совестью всех людей, а на деле же там ничего нет несогласного с разумом и совестью всех людей, если смотреть не через призму христианской предубеждённости. "Вся ложь, которую благонамеренное рвение нагромоздило вокруг этого имени (Магомета и его учения), позорит лишь нас самих", — говорит Карлейль. Упрёк за слепую веру если может быть кому сделан, то менее всего мусульманину. Посланный от одного арабского племени Магомет, излагая суть своего учения, сказал: "не противьтесь мне в том, что для вас добро", — иными словами, дал полный простор для размышления. По нашему магометанскому учению слепой веры вовсе не допускается, а есть вера, подтверждённая разумом", — пишет в своём письме Асфандияр Воинов с невольными нотками назидания.
Главный смысл статьи Коблова заключался в том, чтобы доказать, что у Толстого и татарских мусульман нет ничего общего, что татарам выгоден раскол среди православных, что татары пытаются во чтобы не стало склонить "отпавшего" писателя в магометанство, склонить его на свою сторону. Эта мысль не имела под собой никакого основания — Толстого большего всего интересовала нравственная составная ислама, а также общечеловеческие ценности, которые проповедовали все мировые религии. Статья Якова Коблова была написана однобоко, в крайне тенденциозном духе, даже без малейшей попытки увидеть что-либо позитивное в переписке Толстого с татарами.
Уже ближе к своей кончине Лев Толстой со всё большей симпатией относился к исламу и мусульманам. В 1909 году на его имя приходит письмо некой Е.Е.Векиловой из Тифлиса. В своём письме она сообщает Толстому, что два её сына, один — студент Технологического института в Петербурге, другой — юнкер Александровского военного училища в Москве просят её согласия, чтобы перейти из православия в ислам. Не зная, как поступить, она просит совета Толстого. Писатель в ответ пишет: "…Не могу не одобрить желания ваших сыновей содействовать просвещению татарского народа. Не могу судить о том, насколько при этом нужен переход в магометанство. Вообще, должен сказать вам, что, не признавая государства, я считаю излишним и всякое формальное заявление кому бы то ни было о том, к какой человек принадлежит вере. И потому думаю, что если сыновья ваши и захотят усвоить магометанские взгляды, предпочтительно перед православными, то им и не нужно бы заявлять об этом, т.е. о своём переходе от одного вероисповедания в другое. Может быть, это необходимо, но я об этом судить не могу и поэтому ваши сыновья должны решать сами, заявлять или не заявлять им об этом предержащим власть. Что касается до самого предпочтения магометанства православию и в особенности по тем благородным мотивам, которые выставляют ваши сыновья, я могу только всей душой сочувствовать такому переходу. Как ни странно это сказать, для меня, ставящего выше всего христианские идеалы и христианское учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит несравненно выше церковного православия. Так что если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе и всякий предпочтёт магометанство с признанием одного догмата единого Бога и его пророка вместо сложного и непонятного богословия — троицы, искупления, таинств, богородицы, святых и их изображений и сложных богослужений…".

"Татарские" (българските)встречи в Ясной Поляне. Толстой и ваисовцы.
В 1901 году в будущем известный татарский общественный деятель, политический советник Ататюрка, а тогда простой выпускник татарской учительской школы Садри Максуди решает продолжить учёбу за границей. Но перед дальней дорогой он хочет воплотить в жизнь свою давнюю мечту — повидаться и поговорить с Львом Толстым. Кто знает, когда ещё он вернётся на родину и будет ли тогда жив его кумир. Садри Максуди едет в Ясную Поляну и добивается встречи с Толстым.
Надо сказать, что тогда Толстой уже серьёзно болел и отказывал в беседе даже прибывшим издалека — например, из Англии и Франции. Но желание татарского юноши поговорить с ним пробудило любопытство писателя и он легко согласился на встречу. Толстой проговорил с гостем целых три часа.
Известно, что незадолго до этого, в 1899 году аналогичная беседа состоялась между Львом Толстым и татарским журналистом и писателем Фатихом Карими, который по дороге в Европу посетил Толстого в Ясной Поляне. Позже, в 1902 году он написал об этой встрече в своей книге "Авропа саяхатнамэсе" ("Описание путешествия в Европу").
Но всё же наибольший резонанс получила встреча Толстого с Гайнутдином Ваисовым, который в те годы преследовался царскими властями за свои взгляды.
Чтобы чётче обрисовать ситуацию, сделаем небольшое отступление. Ваисовское движение возникло в 1862 году как форма выражения общего религиозного протеста российских мусульман против дискриминации по национальному и религиозному признакам. Лидеры ваисовцев начали проповедовать возвращение к исконному исламу, по их мнению, искажённому официальным мусульманским духовенством, которое "продалось" русской администрации. Началу движения послужили проповеди Багаутдина Ваисова, который под влиянием учения суфийского тариката Накшбандия объявил себя последователем сподвижника пророка Мухаммада святого Увейса ал-Карани. В 1862 году он открыл в Казани молитвенный дом, который стал центром религиозной секты "Фирка-и-наджийа" ("Партия избавления"). Ваисовцы критиковали мусульманское духовенство за отход от заповедей Корана, разрешение мусульманам служить в войсках "неверных", отсутствие контроля над своевременным исполнением мусульманами молитв, присвоение себе исключительных прав, не дарованных им Кораном, распущенность нравов. Откровенная оппозиция мусульманскому духовенству, неуплата налогов и податей привела к открытой вражде и преследованиям, закончившимися полицейским погромом и судом в 1884 году. Сам Багаутдин Ваисов был помещён в сумасшедший дом, где и скончался, а его ближайших сподвижников сослали в Сибирь. Дело отца продолжил его сын Гайнутдин Ваисов, который также был в 1894 году арестован и отправлен в ссылку. По возвращении из ссылки в 1905 году Гайнутдин восстановил общину и продолжил дело отца.
В начале XX века широкий резонанс получило одно событие, непосредственно связанное с ваисовцами. Один из активистов-ваисовцев — Мубаракша Гадельшин наотрез отказался проходить воинскую службу, за что был осуждён военно-полевым судом на два года дисциплинарного батальона. Этот случай очень заинтересовал Льва Толстого и для уточнения деталей этого неординарного события он послал в Казань своего единомышленника писателя И.Ф.Наживина, который в 1908 году встретился с Гайнутдином Ваисовым и беседовал с ним. В свою очередь, лидер ваисовцев очень заинтересовался учением Льва Толстого и выразил желание побывать у него в Ясной Поляне. По этому поводу Лев Николаевич написал ему доброжелательное письмо: "Любезный брат Ходжа Мухаммад Гайнутдин Ваисов. Очень рад был получить от И.Ф.Наживина известие о вашем желании приехать ко мне. Я уже давно желал узнать подробности о том, как вы понимаете Бога и жизнь человеческую на земле. По тому, что слышал о вас, надеюсь, что наши взгляды будут одинаковы. Если бы люди держались только истины, то все бы были едины. Будем же и мы стараться держаться только истины и потому быть едиными с теми, которые держатся её. Очень рад буду видеть вас у себя. Приезжайте, когда хотите, я никуда не уезжаю".
Гайнутдин Ваисов пробыл в Ясной Поляне три дня. Толстого живо интересовали духовные корни ваисовского движения, поэтому, естественно, в их беседе часто затрагивались вопросы исламской веры. При этом Лев Николаевич показал Ваисову блестящее знание Корана и расспрашивал лидера движения об его отношении к тем или иным теологическим толкованиям исламского вероучения. Беседы с руководителем ваисовцев показали, что сущность их движения не в реформе ислама, а в глубоких политических и социально-экономических преобразованиях в среде мусульманского общества. Судя по дневниковым записям писателя, эта встреча не удовлетворила его надежды. Позже он писал: "Мотивы их отказов, кажется, не те, что я думал…". Кроме того, он отмечал, что "не совсем усвоил, в чём их религиозное жизнепонимание".
Лев Толстой просил помощников информировать его о ходе судебного процесса над ваисовцами, но ему уже не было суждено узнать результата. Дело ваисовцев слушалось в Казанской Судебной палате 23 октября 1910 года, за несколько дней до того, как Лев Толстой навсегда покинул Ясную Поляну. Не дано было знать Толстому и о трагическом конце Гайнутдина Ваисова: очередной ссылке, увлечении мусульманским социализмом, участии в революции в союзе с большевиками и гибели в 1918 году.
Обсудить статью на форуме















© 2003 Издательский дом «Шанс» газета «Татарский мир»
дизайн и поддержка группа «Шанс+»

Благодарю за невероятно интересную информацию...Я и понятия не имела о такой истории популяризации Льва Толстого на территории проживания татар и о таком неподдельном интересе к писателю со стороны мусульманского населения.А уж об интересах Льва Толстова к Мусульманской религии я не знала, хотя и много читала публикаций писателя на тему о религии. Мне кажется, что сейчас как раз время сделать достоянием русской и не только русской общественности , это невероятное приятельство между Татарским народом и Русским писателем Львом Толстым, имея ввиду 100 лет со дня ЕГО ухода от нас...Кроме этого, принимая во внимание нападки против мусульманской веры (на меня , например, смотрят криво, когда я говорю о связи КОРАНА и БИБЛИИ), необходимо показать этот взаимный интерес между русским писателем и татарнскими видными деятелями конца ХІХ и начала ХХ веков . с уважением Лорина Тодорова