...Литературная репутация Хирьякова во многом основана на его близости к Толстому. Он известен и как его близкий знакомый,
постоянный гость и партнер по шахматам, и как популяризатор
его творчества и учения, как издатель сочинений Толстого, автор статей о нем. В 1903м
году по приглашению Черткова Хирьяков ездил в Лондон, куда вывез рукописи новых произведений
писателя — «Фальшивый купон», «После бала», «Дьявол», «Отец Сергий». Среди многочисленных статей о Толстом («После юбилея» — Речь, 1908, 4 сент.; «Последняя встреча с Толстым» — «Время», 1910, 1 ноября; «Посмертные произведения Л. Н. Толстого
» — «Нива» № 45, 1911; «Мои встречи с Л. Н. Толстым» — «Нов. слово», 1911, № 1 и др.) выделяются статья «Уход в мир» («Речь», 1910, 6 ноября), полемически направленная против тех, кто считал, что Толстой, уйдя из Ясной Поляны, удалился от мира, а также статья «Что нам дал Толстой» — «Солнце России», 1913, № 20 (171), в которой Хирьяков призывал читателей сообщить,
как конкретно повлиял Толстой на их жизнь (получено ок. 200 отзывов). Он был автором книги «Жизнь Л. Н. Толстого» (Спб., 1911), где особое внимание уделил нравственным поискам писателя, эволюции его мировоззрения. В качестве редактора, ав21
А. М. Хирьяков. Как меня судили. — «Текущие дни», 1906, 6 ноября.
22 А. Хирьяков. «Зинаида Коноплянникова» в кн.: «Второе 1ое
марта». М., 1919. С. 65.
252
тора примечаний и вступительной статьи Хирьяков участвовал в подготовке издательством «Просвещение» Полного собрания сочинений Толстого (1912—1913). В 1925 году Хирьяков опубликовал
в «Современных записках» (№ 26) неизвестный вариант повести
Толстого «Казаки», указав в предисловии, что один из вариантов
повести писался в стихах: сообщение о том, что существуют стихи Толстого, позже стало сенсацией в эмигрантской среде.23
Хирьяков не называл себя толстовцем. В августе 1909го
он писал ГорбуновуПосадову:
«Мы, люди стоящие вне партий, мы даже не толстовцы...»24 . Возможно, он отчасти разделял скептическиироническое
отношение Лескова к последним: см. запись Л. И. Веселитской: Лесков и Хирьяков «начали рассказывать мне биографию известных им толстовцев... я увидела, что все это карикатуры.
»25 Ср. также позднейший сочувственный отзыв об убийце П. Л. Войкова Б. С. Коверде: «...я не толстовец и никогда толстовцем не был» («За свободу!», 1927, 16 сентября). С другой стороны, трудно спорить с тем, что в 90х
и в начале 1900х
взгляды
Толстого, его пацифистскианархическая
проповедь, Хирьяковым,
безусловно, разделялись и, как мы видели, пропагандировались.
Именно Толстой в наибольшей степени повлиял на Хирьякова,
его литературнокритическую
позицию и творческие искания — см., например, его программную статью «Наставники человечества» («Образование», 1898, № 3), где он подчеркивал педагогоическое
значение литературы, важность передачи чувства, умения зажигать огонь в человеке и т. д. Те же проговариваются и в популяризаторских «Очерках истории русской литературы» (М., 1913).
Думается, что до конца жизни Хирьяков оставался либераломобщественником
с огромной тягой к искусству — и к религии.
Причем, если поначалу религии для него сводятся в основном
к этическому учению (см. его ранние неопубликованные работы:
«Ошибки в библии» — РГАЛИ. Ф. 536, Оп. 1. Ед. хр. 9, «Параллели
» (1889) — там же, № 11), то позже религиозные настроения,
повидимому,
получают мистическую окраску: живя в эми23
См. об этом: Диаспора, Вып. 1, Новые материалы, 2001, с. 558—560.
24 Цит. по: ЛН, Т. 101, с. 431.
25 Веселитская Л. И. Встречи с писателями: Лев Толстой, Достоевский, Н. Лесков, Всеволод Гаршин. М., 1929, с. 9—10.
253
грации в Варшаве, он посещает лекции по антропософии, сочувственно
отзывается о Н. К. Рерихе (см. его письма первой жене — РГАЛИ. Ф. 536. Ед. хр. 55).
Перелом в общественной позиции Хирьякова, еще больше отделивший его от толстовства, наступает, очевидно, с началом Первой мировой войны, когда бывший пацифист, в отличие от других толстовцев, участвоваших во главе с В. Ф. Булгаковым в антивоенной
пропаганде, начинает печататься в патриотической газете
«Оборона». Его умеренно антигерманская позиция (к шовинисткой
истерии он отнесся отрицательно) отразилась в сатирической
пьесе «Бронированный Фауст. Пародия в 4х
действиях с прологом и эпилогом (Пг, 1914). Во время войны Хирьяков заведовал
передовым транспортом Красного Креста, печатал корреспонденции
с фронта в газете «День».
Февральскую революцию Хирьяков приветствует: см. его статьи
в газете «Оборона»: «Петроград и Россия» — 16 марта; «За что мы боремся» — 19 марта («...мы боремся за свою свободу. Если победит Германия, если победит Вильгельм, тогда нашей свободе придет конец».); «Республика» — 23 марта; «Свобода, равенство
и братство» — 13 апр; «Завоеванная свобода» — 4 мая; «Свободная Дума» — 11 мая и др.
После Октябрьского переворота Хирьяков сразу занял антибольшевистскую
позицию; наряду с Мережковским, Гиппиус и Ф. Сологубом он участвовал в однодневной «Газетепротесте
», вышедшей 26 ноября, (статья «Слуги дьявола»). После 1917го
в Москве работал в комиссии по обработке для издания рукописей
Л. Н. Толстого в Румянцевском музее. В 1917—1922 гг. они с Евфросинией Дмитриевной жили в Крыму в колонии «Чаир» под Бахчисараем, откуда Хирьяков наезжал в Москву для лечения.
В 1920м
Хирьяков пишет письмо В. И. Ленину в защиту А. Л. Толстой, арестованной по делу Тактического центра26. У этого эпизода была предыстория: Хирьякова и Александру Львовну Толстую некоторое время связывала взаимная любовь. Вот что писала она ему в 1912: «Надо ли нам писать другу другу такие письма, которые мы могли бы всем показывать, видеться
26 Письмо опубликовано в кн.: ЛН, Т. 101, с. 432.
254
так, чтобы все могли при этом присутствовать?27. После смерти отца я никого не любила сильнее Вас. То, что называется влюбленностью
прошло, но основа — душевная близость, понимание друг друга не могли исчезнуть28. Но Хирьяков был женат, и Александра
Львовна решила не давать воли чувствам. В 1914, находясь в Европе, она записывает в дневнике: «От Х. 4 письма — 2 деловых,
а 2 таких, которые перевернули мне сердце. Ждет, любит... Я как зуб выдернуть решила сразу. Села и написала... Все кончено
»29 В 1920ом
участники Тактического центра собирались на ее квартире, она подавала им чай, за что, не будучи участницей заговора,
и была арестована. Об обстоятельствах этого ареста Хирьяковым
была написана шуточная пьеса «Страшный заговор, или Торжество советской власти» (в пьесе были такие строки: «Смиряйте свой гражданский жар // В стране, где смелую девицу
// Сажают в тесную темницу // За то, что ставит самовар»30).
В связи с закрытием издательства «Задруга», готовившего собрание
сочинений Толстого, в 1922м
году Хирьяков был арестован
— и бежал, выпрыгнув из окна Лубянской тюрьмы. В 1923м
жил в калмыцкой степи, где работал над биографией «нового человека
» — им стал для Хирьякова калмыцкий писатель и революционный
деятель Антон АмурСанан.
Книга представляет собой
биографию героя, рассказанную им самим; рассказ предваряет
предисловие Хирьякова, где он говорит о важности становления
личности у представителя малого народа, об освобождениии
от идей и понятий, внушенных родовым строем. Здесь Хирьяков
попадает отчасти в революционную струю, однако опорой ему служат все те же гуманистические идеи, которые он усвоил на рубеже веков. «Человек, которого зовут Антоном. (Жизнь калмыка)
» (М., 1924) — последняя книга Хирьякова, вышедшая на
27 РГАЛИ. Ф. 536, Оп. 2. Ед. хр. 9. Л. 17. Письмо от 16 августа.
28 Там же. Л. 18.
29 А. Л. Толстая. «Засни, беспокойное сердце», дневник 1914. Публикация и комментарии Н. А. Камениной и С. Д. Новиковой. — Толстовский ежегодник,
М., 2003. С. 38.
30 См. публикацию: Христофоров В. «Наперекор советской власти я свой поставлю самовар». Судьба секретаря издательства «Задруга» Зинаиды Павловой.
— «Звезда», 2009, № 11. Рукопись пьесы Хирьякова «Страшный заговор,
или Торжество советской власти» была изъята у Зинаиды Павловой при аресте в 1923м
году.
255
Родине. В 1923м,
он, выехав на Дальний Восток корреспондентом газет «Рабочая газета» и «Торговый флот», решил не возвращаться
в Советскую Россию. В 1924м
в Харбине он женится на Евгении
Семеновне Вебер; здесь же читает лекции в народном университете.
Летом 1924го
через Шанхай и вокруг Индии Хирьяков перебрался в Европу. Сначала обосновался в Париже, где работал
в книжном магазине, пытался издавать собственный журнал «Русский беженец» и принимал участие, среди прочего, в работе по изданию рукописей Л. Н. Толстого (вместе с С. П. Мельгуновым
и Т. Полнером подготовил к печати его «Неизданные рассказы
и пьесы» — Париж, 1926). В 1927м
поселился в Варшаве. После
смерти М. Л. Арцыбашева был привлечен к сотрудничеству в газете «За свободу!»; редактор газеты, Д. В. Философов, рассчитывал
на его помощь в редактировании, однако он проявил себя как «литератор, но не журналист»31
Хирьяков становится членом «Литературного содружества» (1929—1935) и Союза русских писателей и журналистов в Польше
— последний он возглавлял — судя по сохранившимся документам,
в 1935—1939гг.
С лета 1930го
до 7 декабря 1933го
Хирьяков был членом правления и заместителем председателя Русского Общественного
комитета. Вместе с ВеберХирьяковой
они состояли в группе «Меч» (1934—1939).
В 1934 году за рассказ «Медведь» он получил первую премию на конкурсе Союза русских писателей и журналистов в Югославии.
Стихи этого периода носят публицистический характер: для них характерна патриотическая риторика; одно из них («Россия! Родина!» он поместил в «Антологии русской поэзии в Польше» (Варшава, 1937). В 1940 он передал свои рукописи в советское посольство
Варшаве (данные из архива Л. Гомолицкого — информация
Петра Мицнера).
В газете «За свободу!» он публикует прозу (рассказы, фрагменты
повести «Гражданин Яша» и др.). Выступает он и как публицист:
в статьях его позиция выражена достаточно ясно: с большевиками
и большевизмом надо бороться. Первая публикация
31 С. Л. Войцеховский. «Эпизоды»., Лондон (Канада), 1978, с. 16.
256
Хирьякова в газете «За свободу!» (рецензия на на 32ой
номер «Современных записок») содержит такое недвусмысленное заявление:
«Как бы мне ни хотелось быть вместе с Толстым, я не могу отрицать насилия, когда существуют убийцы и отравители русского
народа — большевики. Отсюда мое сочувственное отношение
к Коверде, хотя бы его выстрел был тактической ошибкой, каковой его считает М. Вишняк.»32 Речь здесь идет об убийстве советского
полпреда в Польше П. Л. Войкова Б. С. Ковердой. А вот что он писал в статье «Итоги жизни»: «Перед нами великое дело — освобождение нашей родины от шайки насильников, духовно
отравляющих наш народ.»33
Оставаясь страстным и красноречивым полемистом, непримиримый
в своем антибольшевистском пафосе, он иногда, что называется, попадает пальцем в небо. Н. А. Богомолов в работе, посвященной газете «За свободу!», обращает внимание на статью Хирьякова «Заговор массонов» (так!), где он возмущается фельетоном
братьев Тур (Л. Д. Тубельский и П. Л. Рыжей), утверждавших,
что в СССР действуют масонские организации; по мнению Хирьякова, это «невероятная галиматья»34.
Эмигрантский период жизни Хирьякова был отражен в советской
литературе: «Теперь Хирьяков далек не только от нас, но от всего скольконибудь
маломальски
либерального. Он забыл самого себя, предал посмеянию за чечевичную похлебку свои собственные маленькие радикальные страстишки и идеалы бунтующего
мирного анархиста и теперь подвизается на подмостках самой отвратительно черной реакционной белогвардейской прессы Западной Европы, в стихах и прозе обливая помоями Советскую
Россию, СССР, строящий социализм, развернувший знамя
коммунизма не только над шестой частью света, но и над всем миром через III Интернационал, мощной секцией которого он является».35
32 «За свободу!», 1927, 16 сентября.
33 «За свободу!», 1930, 9 ноября.
34 См.: Богомолов Н. А. Из истории варшавской газеты «За свободу!» // Богомолов Н. А. От Пушкина до Кибирова: Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. — М., 2004. С. 246—248.
35 БончБруевич
В. Д. Большевистские издательские дела в 1905—1907 годах.
— Л., 1931. С. 44
257
Хирьяков умер 16 августа 1940 года. Последний документ, подписанный его именем, — письмо сыну Черткова, В. В. Черткову,
в котором он сообщает о смерти жены, по какимто
причинам
не называя ее самоубийством: «Жена не спала не сколько ночей
и чтобы заснуть приняла снотворное, но слишком большую дозу и умерла. Я остался с моей дочкой Еленой (13 лет)»36. Там же он сообщает о своей болезни вследствие травмы головы.
Важным документом является упоминавшаяся выше переписка
Хирьякова с первой женой (РГАЛИ. Ф. 536. Оп. 1. Ед. хр. 55), которая осталась в России, тяжело болела и бедствовала. Переписка начинается еще до революции и продолжается в эмигрантские
годы — вплоть до смерти Е. Д. Хирьяковой в 1938 году. В «эмигрантских» письмах Хирьяков рассказывает ей о перепетиях
жизни во Франции и Польше; просит навести справки и прислать
книги: его, в частности, интересуют исследования о стихах Брюсова, Белого и С. Боброва (письмо от 9 декабря 1924 года, л. 59), в письмах же из Польши он настоятельно просит раздобыть
сведения о «Божьем деле» — организации религиозномистического
характера, действовавшей в 19 веке и связанной с именем Анджея Товяньского. Из актуального — он сообщает об ужасающем, «почти средневековом» германском антисемитизме (письмо от 19 января 1934го
года. Л. 45 об.). В этих же письмах — его рассуждения о литературе, планы на будущее: «Сейчас работаю
над биографией Франциска Ассизского». (письмо от 5 апреля
1938го
года. Л. 188).
Наибольшую ценность представляют опубликованные в газете
«За свободу!» обширные воспоминания Хирьякова. Хотя большая часть их совпадает с эпохой расцвета русского модернизма,
мы этого в воспоминаниях нашего героя почти не увидим; исключение — печатаемый ниже мемуарный фрагмент. Он живет
в другой стихии — ему важней рассказать о своих арестах, о газетной борьбе. Хотя стихами он интересовался всю жизнь (и всю жизнь писал их), у него, как кажется, сохранилось идущее еще из эпохи 60х
представление о любителе поэзии как о старомодном
чудаке. Вот что он пишет в рецензии на XXXIую
книгу «Современных записок»: «По старой, еще юношеской привычке, открывая новую книжку журнала, прежде всего ищу стихи. Мо36
РГАЛИ. Ф. 552. Оп. 6. Ед. хр. 19 Л. 1.
.............................................................. ...